Убойная командировка. Михаил Александрович Каюрин

же решилась, продолжила:

      – Гюнтер обратил на меня внимание не сразу, когда я появилась в борделе – в то время у него была другая пассия вне стен нашего учреждения. Через какое-то время он вообще исчез из поля зрения и не появлялся в «Артемиксе» около года. Поговаривали, что он даже покинул Германию. Все проститутки, которых он домогался, облегчённо вздохнули. Но этот подонок объявился вновь. И тут предметом его вожделения стала я.

      Полина на секунду умолкла, смахнула просочившуюся наружу единственную слезинку, заговорила вновь:

      – Он стал уделять мне знаки внимания. Сначала в виде веселых приветствий и воздушных поцелуев. Появляясь в "Артемиксе," шутил на публике, изображал интеллигентного и порядочного человека. Так продолжалось недолго. Однажды Гюнтер положил на стойку регистратуры передо мной букет живых роз. Положил и, пожирая меня взглядом проголодавшегося зверя, заявил, что после работы заедет за мной. Зная, чем может обернуться моё свидание с ним, я вежливо отказалась от его предложения, сославшись на занятость с сыном. Это не подействовало. Мои слова лишь подзадорили изверга ещё больше. Я увидела, как загорелись его глаза. Они светились огнём хищника, почувствовавшего свою лакомую добычу.

      – Не смей мне возражать или отказывать в чём-либо, я этого не люблю, – сказал садист угрожающим тоном. – Твой сын уже взрослый, переночует дома один, и ничего с ним не случится.

      Мне стало страшно. И тут я неожиданно для себя послала его по-русски на три буквы, выразившись матом впервые в жизни.

      Гюнтер обомлел. Его замешательство длилось секунд десять, потом он громко расхохотался и, подняв вверх большой палец, проговорил довольным голосом: «– Гут, матка». Совсем, как в советских фильмах про фашистов на оккупированных территориях.

      Алексей слушал Полину, затаив дыхание. Смотрел на неё, и не мог представить эту утончённую женщину, бросающую вызов отщепенцу. Каким было выражение её лица? Гневным, испуганным, презрительным или просто брезгливым?

      Воспоминания давались Полине всё же нелегко. Рудаков заметил, как постепенно менялось её лицо. Кожа на скулах обескровилась, побелела, голос с каждым новым словом становился всё тише и тише, потемневшие глаза увлажнились. Несколько раз Полина судорожно сглатывала накатившуюся горечь в горле.

      – Давай, Лешак, глотнём допинга, что ли, а то ещё чего доброго – разрыдаюсь, – пересиливая своё душевное состояние, произнесла Полина со свойственной ей усмешкой. Но усмешка эта получилась не иронической, как обычно, а печальной и беспомощной.

      – Можно и увеличь дозу по такому случаю, – согласился Рудаков, взглянув на жалкие остатки вина в бутылке. Уровень коньяка в его округлой таре опустился на треть.

      «А ведь прежде она такого количества спиртного не употребляла», – отметил он про себя.

      Словно прочитав его мысли, Полина, скорчив на лице подобие улыбки, сказала:

      – Не переживай, этого пойла у меня в достатке.

      – Ты пристрастилась к алкоголю? – спросил Алексей.

      – С