Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук. Джек Вэнс

определит сумму ежегодной арендной платы за использование земли.

      – А! – простонал отец Умфред. – Разочаровывающая перспектива! Так не может быть! Мирские власти не могут облагать налогами церковное имущество!

      – В таком случае мое разрешение отменяется, и отменяется бесповоротно! В столице Лионесса не будет никакого собора – отныне и во веки веков!

      Король Казмир повернулся и ушел. Королева Соллас и Умфред безутешно смотрели ему вслед.

      – До чего он упрям! – пожаловалась королева. – Я молила Господа о том, чтобы благодать истинной веры смягчила его сердце, и сегодня мне показалось, что мои молитвы услышаны. Увы, теперь его не переубедишь: только чудо способно его изменить!

      – Я не чудотворец, – задумчиво произнес отец Умфред, – но мне известны некоторые факты, способные весьма и весьма заинтересовать его величество.

      Соллас недоуменно взглянула на монаха:

      – Какие такие факты?

      – Мне придется усердно молиться, дражайшая королева! Молиться о том, чтобы Небо осветило передо мной путь истинный!

      Королева капризно потупила взор:

      – Если бы ты от меня ничего не скрывал, я могла бы что-нибудь посоветовать.

      – Дражайшая, благословенная королева! Все не так просто! Молиться, молиться и молиться!

      3

      Два дня спустя Казмир вернулся в тайное помещение за кладовой. Выдернув брюшное перышко чучела черного дрозда, он взял его с собой в частный кабинет, примыкавший к королевской спальне. Казмир зажег свечу лучиной из камина и поднес перышко к пламени – перо вспыхнуло и сгорело, испустив облачко едкого дыма.

      Когда последние пряди дыма рассеялись в воздухе, Казмир позвал:

      – Тамурелло? Ты слышишь? Это я, Казмир, король Лионесса!

      Откуда-то из теней послышался голос:

      – В чем дело? Что еще тебе понадобилось?

      – Тамурелло? Это ты?

      – Что тебе нужно?

      – Я нуждаюсь в подтверждении того, что со мной говорит именно Тамурелло.

      – Помнишь Шаллеса, лежащего в канаве с перерезанной глоткой и устремившего в небо невидящий взор?

      – Я помню Шаллеса.

      – Говорил он тебе, в каком обличье я ему явился?

      – Говорил.

      – Я встретил Шаллеса в облике звездочета Амахаак-Эйля из Кайрвиддвена, во всем великолепии черной дрейхвы [14].

      Король утвердительно хмыкнул:

      – Я обращаюсь к тебе не без причины. Мои предприятия не продвигаются. В связи с чем я ощущаю подавленность и гнев.

      – А, Казмир! Как можешь ты не замечать благосклонность судьбы? Три Сестры, ткущие пряжу бытия, не обделили тебя. В Хайдионе ты греешься, не пошевелив пальцем, у дюжины пылающих каминов! Твой трапезный стол ломится от яств и редких вин! Ты спишь на шелковых простынях под пуховым одеялом, тебе шьют одежду из мягчайших тканей, ты украшаешь себя золотом и самоцветами! Лишь только кто-нибудь навлечет на себя твое недовольство, тебе стóит только обронить пару слов – и обидчика убивают,

14

Дрейхва – непереводимое древневаллийское понятие. Его можно приблизительно определить как внушенное себе состояние замкнутого, безрадостного сверхъестественного обострения чувств, в котором человек способен на любые нелепые выходки и бесчинства – полное отождествление себя с озарением, вдохновляющим все жуткое и роковое. Адепты так называемой «Девятой мощи» усматривали в дрейхве возможность внутреннего раскрепощения, позволявшего их могуществу достигать кульминации.→

→ В случае Тамурелло упоминание этой концепции следует рассматривать либо как издевательство, либо как проявление склонности к экстравагантным цветистым выражениям, неприязненно возбужденной тем, что Казмир с излишним упорством настаивал на удостоверении личности собеседника.