Борис Годунов (киносценарий). Дмитрий Мережковский

что-то пронюхал, а, может, и раньше знал. Ох, берегись, Государь! Что как не мельник тут главный колдун, а Шуйский? Он тебе наколдует… Я бы этого мельника на первый сук вздернул да всю его чертову мельницу огнем спалил!

      Борис. Может, и спалю, но раньше судьбу узнаю.

      Семен. Эх, Государь, что узнать? От судьбы не уйдешь, человек в судьбе не волен.

      Борис (поднимая голову). Нет, волен, только бы знать, только бы знать! (Прислушиваясь). Что это? Слышишь? Режет!

      Семен. Что ты, батюшка, полно! Ветер воет в трубе, аль ржавая петля в дверях визжит. Вишь, как всполошился, и меня-то жуть проняла. Ох, Государь, лучше уйдем от греха! Сколько молились, постились, да прямо из святой обители в гнездо бесовское. Грех!

      Борис (глядя ему в глаза с усмешкой). Вот чего испугался! Нет, брат, нам с тобой греха бояться, что старой шлюхе краснеть!

      Входит Мельник.

      Мельник. Готово, боярин, пожалуй!

      Борис выходит с ним через низкую дверцу на лестницу, ведущую вниз, где слышен шум, гул жерновов и стук колеса.

      2

      Тою же глухой тропинкой, как давеча Годуновы, пробираются два чернеца, Мисаил и Григорий[9], с посохами в руках, с тяжелыми за плечами котомками, в облепленных грязью лаптях, насквозь промокшие. Мисаил, лет сорока, низенький, жирный, красный, с веселым, добрым и хитрым лицом; Григорий, лет двадцати, высокий, стройный, ловкий, с некрасивым, но умным лицом, рыжий, голубоглазый. Мисаил чуть ноги волочит, кряхтит и охает; Григории идет бодро.

      Ясное небо, яркий месяц, сильный ветер. Лес шумит, как море.

      Григорий. Вот она, мельница!

      Подходит к окну, стучит.

      Мисаил. Ох, Гришенька, боязно. Мельник-то, слышь, колдун. С чертями водится. Ну, как откроет окно, да такая оттуда харя выглянет, что свет не взвидим!

      Григорий. Пусть харя, только б в избу пустил, не ночевать же в лесу!

      Опять стучит. Окно приоткрывается.

      Семен (изнутри). Кто там?

      Григорий. Странники Божьи, иноки смиренные. В лесу заплутались, измаялись. Пусти, Христа ради.

      Семен. Не пущу, проваливай!

      Григорий и Мисаил (вместе). Дедушка, а дедушка, смилуйся, родной, пусти!

      Семен. Сказано, проваливай, пока шкура цела!

      Григорий и Мисаил. Хлебца-то, хлебца хоть корочку дай! Господь тебя наградит.

      Семен (выставив дуло пистолета в окно). Прочь, сукины дети, чтобы духу вашего здесь не было; – убью!

      Окно закрывается. Мисаил, отскочив, присел на корточки.

      Григорий (медленно отходя и оглядываясь). А ведь это не мельник!

      Мисаил. Кто же такой?

      Григорий. Кажется, будто боярин. Кафтан парчовый, кунья шапка и пистоль турецкая с золотой насечкой.

      Мисаил. Черт нас морочит, Гришенька, пойдем-ка, пойдем поскорее от греха! (Тащит его за руку).

      Григорий. Стой, погоди! Надо местечко сыскать, где посуше, хоть конуры собачьей, чтобы прикорнуть. А может, и в кладовку лаз найдем, чем-нибудь поживимся.

      Крадучись,

9

Григорий – Лжедмитрий I – Юрий Богданович Отрепьев) (ок. 1582–1606), русский царь (до 1606 г.). Сын стрелецкого сотника Отрепьева, слуга Ф. Н. Романова. Монах кремлевского Чудовского монастыря, ставший дьяконом и приближенным Чудовского архимандрита. Назвавшись сыном Иоанна Грозного. Заключил тайный договор о передаче польскому королю Сигизмунду III Черниговско-Северской земли, а семье Мнишков – Новгорода и Пскова, о военной поддержке польского двора в войне со Швецией. Тайно принял католичество. Первый русский император.

Мисаил – Михаил Трофимович Повадьин, боярский сын из Серпейска. Сподвижник Отрепьева, поверивший в его царское происхождение.