Неправильный боец РККА Забабашкин. Максим Арх

ори! – прикрикнул я на Садовского. – Сейчас пока непонятно, свои вы или чужие. Так что голос свой убавь!

      – Да как же это непонятно, Ляксей?! Мы же свои!

      – А так – непонятно, и всё тут. А потому давайте лезьте наружу, я сказал, иначе хуже будет.

      Сейчас я был злой. Я ещё не отошёл от боя. Не отошёл от произошедшей мясорубки. Не отошёл от того, что видел, и в душе оплакивал тех, кто находился в обозе. Поэтому появление двух бойцов, которых я вроде бы как уже похоронил, выбило меня из колеи. После Зорькина, боя, сегодняшнего ужаса, я смотрел на них и словно бы чуял, что они стали предателями и теперь работают на врага.

      «А как бы ещё они могли выжить, если всех остальных уничтожили? Всех, включая женщин!» – скрежетал зубами я, борясь с желанием разрядить в них обойму.

      Но всё же решил не стрелять. Познакомился я с этими бойцами в первый день попадания в это время. Воевал с ними плечом к плечу, громя фашистов. А потому превозмог свой безжалостный первый порыв, решив дать им шанс оправдаться и убедить нас в своей невиновности.

      А тем временем в палатку буквально ворвался чекист:

      – Что у тебя тут?!

      Вероятно, он слышал, с кем я разговариваю, но всё же не верил своим ушам. Впрочем, как и я.

      – Садовский?! Апраксин?! Как вы тут?! – увидев их живыми, ошарашенно произнёс он.

      – Товарищ лейтенант государственной безопасности, диверсанты нас в плен взяли, а этот, – Садовский кивнул на лежащее под ногами тело и истерично прошептал: – Обещал нас на куски порезать. Он говорил, что мы долго будем мучиться, прежде чем умрём. И ножом, которым он наших добивал, махал у нас перед лицом.

      Воронцов покосился на меня, ухмыльнулся и холодным тоном спросил:

      – Что случилось с обозом? Почему вы живы, а другие наши бойцы погибли?

      – Витолс помог нам спастись.

      – Кто это?

      – Товарищ лейтенант госбезопасности, среди диверсантов мой односельчанин оказался, Витолс. Из усадьбы Тяргаляй, в которой я прожил год до войны. Он меня узнал, и я его тоже.

      – Усадьба?

      – Да, хутора так называются в Литовской ССР. Вот я там жил. И работал водителем в новосозданном совхозе «Красный передовик».

      – И как ты там оказался? Ты же вроде бы из Воронежа?

      – Так командировали туда нас на три месяца. Потом продлили. И так цельный год почти прожил.

      – И что, он тебя узнал и решил сжалиться?

      – Так и есть. И я его упросил Мишку не трогать, сказал, что он за мной ухаживать будет. А как поправлюсь, то на службу к ним пойдём, – пояснил Апраксин и, вероятно, увидев, как сдвинулись брови у чекиста, быстро добавил: – Нам переждать надо было, а потом бы мы утекли.

      А Садовский ему вторил:

      – Вы ничего не подумайте, мы бы обязательно сбежали! Обязательно! Мы бы этих сволочей попереубивали и, как только появилась бы возможность, сразу бы ноги в руки, и только они нас и видали.

      «Наивные», – хмыкнул я, помня о том, что в таких формированиях очень любили повязывать новичков кровью. И не просто кровью, а кровью своих бывших боевых товарищей.

      Воронцов