И растает Лёд. Екатерина Аристова

Шаги гулом отдавались среди стен домов-колодцев. Корнелий ненавидел этот город. Но сестра не хотела уезжать, даже после гибели Джонатана. А теперь, когда ее не станет, захочет ли он остаться?

      Когда впереди замаячило здание, освещаемое единственным тусклым фонарем из красного стекла, Корнелий мрачно усмехнулся. Почему ноги привели его сюда? Сейчас не до развлечений. Но к дому все же подошел. Тотчас из дверей вылетела молоденькая девица, одетая слишком легко для февральской ночи. Увидев темную фигуру Корнелия, она вскрикнула от испуга, потом прижала ладони к груди и попыталась кокетливо улыбнуться, приходя в себя.

      – Прошу, скажите, что вы священник, – обратилась она к мужчине.

      – А что случилось?

      – Старая Брук помирает, – шмыгнула носом девица. – Хочет помолиться перед смертью. Покаяться. Ей есть в чем.

      – Не сомневаюсь. Но я не священник.

      – Вы на него чертовски похожи. Миссис Смит вытолкала меня на мороз, а мне страх как не хочется бегать в темноте и искать святошу. Так и на душегубов нарваться можно.

      – И что вы предлагаете?

      – Притворитесь одним из них. Страх как похожи. Я-то знаю. Частенько они к нам захаживают.

      – Вот это мне знать не обязательно. Вы полагаете, что это будет правильно – дать умереть вашей подруге без настоящего отпущения грехов?

      – Лишь бы она померла со спокойной совестью. В раю все равно ей не место. Как и всем нам.

      – Что ж… пройдемте.

      Девушка обрадовалась возможности провести остаток ночи в тепле и, схватив Корнелия за руку, втащила в дом. Это заведение было ему незнакомо. Пару раз он, в пору становления мужчиной, захаживал в подобные дома. Но с виду те обиталища похоти выглядели вполне прилично. Здесь же все кричало о нищете. Наверное, к этим девицам заглядывают разве что моряки, священники, боявшиеся огласки, да сбежавшие с галер преступники.

      Его проводница оказалась совсем юной. На вид ей было лет пятнадцать, но голос уже хриплый, грубый. Как и ладони. Шершавые, словно у крестьянки, растрачивающей свою жизнь на пшеничном поле.

      – Меня Грейс звать, ежели чего, – она кинула быстрый взгляд через плечо. – А ты ничего, хорошенький.

      – Даже не надейся, – покачал головой Корнелий.

      – А говоришь – не святоша. Тоже один из них, – фыркнула девчонка, открывая одну из дверей. – Брук, я привела священника.

      Оставив мужчину в комнате, она выскользнула в коридор. И морт понимал, почему. В каморке ощутимо воняло потом, немытым телом и приближающейся смертью. Лежащая в постели женщина слабо постанывала, не открывая глаз. Бисеринки влаги на ее щеках и лбу слегка блестели в свете одинокой свечи. Корнелий подошел ближе. Больная была укрыта грязными одеялами, и казалось, они обернутся трухой от малейшего прикосновения.

      – Дочь моя… – «дочери» было уже лет сорок. Корнелию еще не доводилось встречать настолько старую проститутку. Обычно никто из них не доживал до такого возраста. Эта женщина смогла.