es-ekrgjerhgnjrgnn. wef

я знаю, – твердил слуга.

      – А наберется, так опять вымети.

      – Как это? Всякий день перебирай все углы? – спросил Захар. – Да что ж это за жизнь? Лучше Бог по душу пошли!

      – Отчего ж у других чисто? – возразил Обломов. – Посмотри напротив, у настройщика: любо взглянуть, а всего одна девка…

      – А где немцы сору возьмут, – вдруг возразил Захар. – Вы поглядите-ка, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!

      Захар даже сквозь зубы плюнул, рассуждая о таком скаредном житье.

      – Нечего разговаривать! – возразил Илья Ильич, – ты лучше убирай.

      – Иной раз и убрал бы, да вы же сами не даете, – сказал Захар.

      – Пошел свое! Все, видишь, я мешаю.

      – Конечно, вы; все дома сидите: как при вас станешь убирать? Уйдите на целый день, так и уберу.

      – Вот еще выдумал что – уйти! Поди-ка ты лучше к себе.

      – Да право! – настаивал Захар. – Вот, хоть бы сегодня ушли, мы бы с Анисьей и убрали все. И то не управимся вдвоем-то: надо еще баб нанять, перемыть все.

      – Э! какие затеи – баб! Ступай себе, – говорил Илья Ильич.

      Он уж был не рад, что вызвал Захара на этот разговор. Он все забывал, что чуть тронешь этот деликатный предмет, так и не оберешься хлопот.

      Обломову и хотелось бы, чтоб было чисто, да он бы желал, чтоб это сделалось как-нибудь так, незаметно, само собой; а Захар всегда заводил тяжбу, лишь только начинали требовать от него сметания пыли, мытья полов и т. п. Он в таком случае станет доказывать необходимость громадной возни в доме, зная очень хорошо, что одна мысль об этом приводила барина его в ужас.

      Захар ушел, а Обломов погрузился в размышления. Чрез несколько минут пробило еще полчаса.

      – Что это? – почти с ужасом сказал Илья Ильич. – Одиннадцать часов скоро, а я еще не встал, не умылся до сих пор? Захар, Захар!

      – Ах ты, Боже мой! Ну! – послышалось из передней, и потом известный прыжок.

      – Умыться готово? – спросил Обломов.

      – Готово давно! – отвечал Захар, – чего вы не встаете?

      – Что ж ты не скажешь, что готово? Я бы уж и встал давно. Поди же, я сейчас иду вслед за тобою. Мне надо заниматься, я сяду писать.

      Захар ушел, но чрез минуту воротился с исписанной и замасленной тетрадкой и клочками бумаги.

      – Вот, коли будете писать, так уж кстати извольте и счеты поверить: надо деньги заплатить.

      – Какие счеты? Какие деньги? – с неудовольствием спросил Илья Ильич.

      – От мясника, от зеленщика, от прачки, от хлебника: все денег просят.

      – Только о деньгах и забота! – ворчал Илья Ильич. – А ты что понемногу не подаешь счеты, а все вдруг?

      – Вы же ведь все прогоняли меня: завтра да завтра…

      – Ну, так и теперь разве нельзя до