Адские колокола. Джилл Джонсон

в диких судорогах пострадавшего, другой рукой пытаясь удержать торчащий из его шеи шприц. Второй парамедик прижимал пострадавшего к носилкам собственным весом, одновременно пытаясь уклониться от бьющих по воздуху рук и ног. И все это сопровождалось утробным ревом существа, которое отчаянно, из последних сил пыталось вырваться из глубин ада.

      – У него делирий, – сказала я. Меня не услышали. – Он испытывает жестокий приступ несомненно чудовищных галлюцинаций, – заявила я громче. – И их, вероятно, вызывает содержимое шприца.

      Один из парамедиков обернулся, взглянул на меня и отвернулся обратно.

      – Ему требуются нейролептик и успокоительное! – крикнула я. – У вас есть галоперидол или рисперидон?

      Парамедик снова обернулся в мою сторону.

      – А вы врач?

      – Я профессор токсикологии.

      – Вы уверены, что у него галлюцинации, а не судорожный припадок?

      Я быстро прикинула в уме.

      – Уверена на восемьдесят два процента. Стопроцентную уверенность даст только анализ содержимого этого шприца.

      Парамедик кинул взгляд на меня, а потом снова на бьющегося в припадке пациента.

      – Восьмидесяти двух процентов достаточно. Лекарство в том шкафчике, но вам придется ввести его самой, потому что если я отпущу пациента, шприц выпадет из его яремной вены и случится обильное кровотечение.

      Я залезла в машину.

      – Ну, это в наши планы не входит, так?

      Пара секунд – и парамедик закатал рукав пациента и опустил его руку так, чтобы я могла ввести лекарство. Второй парамедик по-прежнему прижимал пострадавшего своим весом, придерживая кислородную маску на его лице и шприц в шее, так что его лица я не видела и понятия не имела, кому оказываю помощь. Я видела только бьющееся в конвульсиях тело и слышала яростный рев существа, испытывающего острую муку. Потребовалось время, чтобы его мускулы наконец расслабились, а рев превратился в стон, и лишь еще несколько минут спустя парамедики сочли безопасным отпустить пострадавшего. Когда они наконец поднялись на ноги, я разглядела того, кто лежал на носилках: это был мужчина немного старше тридцати, мускулистый, с шапкой светлых волос, светлыми бровями и щетиной, но сильно загорелый. Неброская одежда была явно хорошего качества – светлая льняная рубашка, распахнутая до середины груди, подкатанные у щиколоток штаны, мягкие кожаные лоферы, кожаный пояс и очень дорогие часы. На лондонца он совершенно не походил: слишком ухоженный, слишком загорелый, слишком идеальный. Такому было место где-то на яхте на юге Франции, а не в загуле по ночному Сохо.

      – И что же мы тут имеем?

      Я обернулась и у дверей «скорой» обнаружила детективов Робертса и Чемберс.

      – Не знаю, сэр, – ответила детектив Чемберс, – документов у него при себе не оказалось.

      – Его обчистили?

      – Если так, то почему не взяли часы?

      Инспектор Робертс издал долгий смешок, который, как я выяснила на опыте, означал, что его не устроил ответ.

      – В самом деле, почему? – переспросил он,