Адские колокола. Джилл Джонсон

несложно. Хотя Аарон явно уже далеко отсюда.

      Аарон – так, значит, зовут Борщевика. Мне стоило хотя бы раз поинтересоваться этим. Возможно, если бы я обращалась к нему по имени, он выказывал бы мне побольше уважения. Но это не точно.

      Глава 2

      К тому моменту, как я вышла из автобуса в конце Хампстед-Хай-стрит и направилась к дому, уже миновала полночь. По лестнице на третий этаж я поднималась как можно тише – отношения с соседями у меня не складывались, так что не стоило их беспокоить лишний раз. Честно говоря, у меня плохо складывались отношения с большинством людей, что, конечно, представляет проблему для университетского преподавателя. И хотя я вышла на работу уже девять месяцев назад, мне приходилось прикладывать усилия, чтобы общаться, смотреть людям в глаза и воспринимать чужие шутки. И не стану отрицать, что год, проведенный в изоляции, в компании одних только ядовитых растений, усугубил уже имевшиеся у меня проблемы социального толка.

      На автоответчике мигала кнопка полученных сообщений, но я проигнорировала ее и прошла сразу на кухню, остановившись перед фотографией отца. На этом снимке он сидел за длинным столом в нашем фамильном доме в Оксфорде и читал потрепанный томик «Идиота» Достоевского. На столе перед ним располагались энциклопедия растений и цветов, потрепанная корзинка со свежими яйцами, секатор, три банки с водой с укрепленными в горлышках косточками авокадо, размякший сэндвич, древний лайтбокс, негативы и контрольное стекло, а также нож для подрезки веток. На крупном носу отца восседали очки, губы были поджаты в раздумье.

      Я постучала костяшками пальцев по стеклу чуть выше его головы.

      – Привет, отец. Я дома.

      Мне стоило бы отправиться в постель, тем более вставать предстояло спозаранку, но вместо этого я поднялась по приставной лестнице и через люк в кухонном потолке выбралась на крышу, где располагался мой сад. Когда-то я приходила туда ежедневно, чтобы самым тщательным образом ухаживать за коллекцией ядовитых растений и следить, чтобы каждый экземпляр получал все необходимое. Но теперь уже мне не нужно было облачаться в защитный костюм, перчатки и бахилы, потому что самым опасным растением в коллекции являлась Euphorbia characias подвид wulfenii, чей сок мог вызвать раздражение и проблемы со зрением, только если втереть его прямо в глаза.

      Я раскрыла складной парусиновый стул, принадлежавший еще отцу, села и выдохнула, отпуская все дневные тревоги, и в оранжевом отсвете ночного города передо мной начали вставать призраки утраченной коллекции.

      Вместо фуксии у перил на южной стороне когда-то располагался роскошный Ricinus communis. Там, где сейчас толпились горшки с хризантемами, обитал Datura stramonium. Место коллекции Digitalis purpurea заняли пряные травы, а рядом с ними приютилась Еuphorbia, заменившая великолепный экземпляр Veratrum viride. А между ними там и сям в разноцветных горшках были расставлены однолетники: герань, петунии и анютины глазки.

      При воспоминании о примерно пятидесяти драгоценных ядовитых питомцах у меня вырвался печальный вздох. Многих я вырастила из крошечных черенков до взрослых растений, вложив столько души