Сокровище Лазаревых. Марина Кравцова

– арендовал у графа Строганова пермское имение с заводами и соляными промыслами.

      Увлекшись железным делом, Ованес не бросал фабрику – лучшее шелкоткацкое заведение России. Но однажды государыне Екатерине поступила жалоба от фряновских крепостных на произвол управляющего, на низкую заработную плату, на растущую нищету… Екатерина в раздражении вызвала Лазарева.

      – Неужели вы сами, без высочайшего вмешательства, господа, не можете разобраться со своими людьми?! – отчитала она старого друга. – Не ожидала, Иван Лазаревич, что ты позволяешь подобные притеснения.

      Ованес, выкроив время, вне себя от негодования помчался во Фряново. Но приехав в имение, неожиданно успокоился… Говор лесов вновь манил к себе, звал под темные своды. В который раз Лазарев подумал о строительстве храма и усадьбы в этом славном месте… Все руки не доходят.

      Управляющий уже сполна рассчитался с жалобщиками. Те ходили тише воды, ниже травы. Но, поймав взгляды некоторых, Иван Лазаревич так и поежился – он, храбрец Ованес! Нужно было поразмыслить. Велел передать, что в воскресенье собирает всех для личного разбирательства.

      …Ованес молчал. Естественно, молчали и рабочие. Но вот он обвел всех взглядом, который иначе как орлиным не назовешь. Тут же стоял и управляющий. На лице – полная уверенность и благодушие, а в душе – страх. Как еще все выйдет, молодой барин горяч…

      – Так, – начал наконец Иван Лазаревич, – значит, додумались, умники, жалобу в столицу писать, самой государыне?

      Никакого ответа. Управляющий позволил себе легонько ухмыльнуться в усы.

      – Что молчите? – повысил голос Лазарев. – Я знаю, Игорь Трофимыч уже спустил с некоторых три шкуры, поэтому вторично наказывать не стану. Но понять хочу, из-за чего весь сыр-бор?

      Тут уж ответил кто-то из поротых:

      – Да с него же, Игоря-то Трофимыча, все и началось…

      Передернуло управляющего. Он приоткрыл рот и набрал воздуха побольше, но Лазарев его окрик быстренько придавил.

      – Тебе, Игорь Трофимыч, я дам еще слово. Говори ты, – он ткнул пальцем в грудь маленького, бледного рабочего. Тот перепугался и, заморгав, отвел взгляд от жгучих глаз Ованеса.

      – Да вот, барин… да я… мы…

      – Говори, не бойся.

      – Игорь Трофимыч Петруху в железо посадил! – выпалил наконец маленький.

      И тут началось!

      – Никому пощады не дает, порет и в железо сажает.

      – За дело, стало быть? – заметил Ованес.

      – Нет, барин, не за дело. А коли чем заденешь его… Слова не скажи.

      – А что ж это… Живем как нищие… только что на паперти не стоим.

      – Бабы наши с детишками по миру ходят… с голоду все передохнем.

      – Пашни по но ночам обрабатываем.

      – Оброком задавили!

      – Трудишься как проклятый, да еще мед да меха на оброк добывай.

      – Ну, достаточно, – прервал Ованес. – Где этот ваш Петруха, в железа закованный? Привести.

      Пока ходили за Петрухой, Иван Лазаревич, как много лет назад, разглядывал крепостных.