Неправильный солдат Забабашкин. Максим Арх

мой коллега по несчастью.

      Предположение оказалось верным. Не прошло и секунды, как эта массивная дверь с негромким скрипом открылась, и оттуда, всё так же держась за стену, вышел Воронцов.

      Он обогнул шкаф, затем топчан и, приблизившись, прошептал:

      – Забабашкин, ты где? Как бы мне на тебя не наступить…

      – Я здесь, – ответил я.

      Встал и, подойдя к чекисту, взяв его под локоть, решил отвести того в наш угол. Но когда до него дотронулся, тот, вероятно, от неожиданности негромко вскрикнул и сердито зашипел:

      – Ты зачем встал?! У тебя контузия! Тебе надо меньше двигаться. Да и не видишь ты ничего. Упадёшь, разобьёшься ещё, чего доброго. Возись потом с тобой. А ну, садись на место!

      – Хорошо, – не стал я ему перечить.

      Мы прошли к стене и опустились на пол.

      Воронцов поправил гимнастёрку, нервными движениями расчесал ладонью свои волосы и доложил о результатах разведки:

      – Не видно ни хрена! Но была слышна немецкая речь. А в здание напротив приехала машина.

      – А какой марки машина? – автоматом поинтересовался я, в последний момент сообразив, что в этом времени многие люди не то что иностранные марки знать не знают, но и вообще могли автомобили видеть лишь несколько раз в своей жизни.

      И моё предположение визави сам подтвердил:

      – Да откуда мне знать? Грузовая. Фарами осветила и заехала за угол. А потом вроде бы мотор заглушили и водитель ушёл. Да и что нам до неё? Нам всё равно идти в другую сторону. Впрочем, – он посмотрел на меня и покачал головой, – пока идти никуда не будем. Не сможешь ты идти. Пропадём.

      О том, что я ещё сижу у него на шее и являюсь самой настоящей обузой, чекист тактично промолчал. Сейчас стало очевидным, что бросать меня и выбираться в одиночку он не собирается. За это я был ему благодарен.

      Но то, что было актуально минуту назад, перестало таковым быть. Теперь я уже не раненый солдат, практически слепой и бесполезный в бою. Сейчас я стал боевой единицей. Бойцом, который готов идти в бой. Который готов рвать врага. Который не опозорит звание советского человека. И который по какой-то удивительной случайности стал прекрасно видеть в темноте.

      Глава 2

      А выход есть?

      Однако рассказывать о своём феномене я Воронцову не собирался, надеясь разобраться с этим позднее. Пока же поделился своими мыслями о том, что, на мой взгляд, нам необходимо не ждать пока, как говорится, рак на горе свистнет, а предпринимать попытку вырваться прямо сейчас.

      Тот внимательно меня выслушал и, похрустев костяшками пальцев, с сожалением в голосе прошептал:

      – Ты полагаешь, я об этом не думал? Уж поверь, думал. Завтра немцы поутру пойдут в наступление, и мы останемся у них в глубоком тылу. Но что мы можем? Ты фактически слепой. А что я один могу сделать? Ну, застрелю немца на улице. Если повезёт, то двух или даже трёх. А дальше что? Плен? Ведь на выстрелы обязательно сбегутся, а их там видимо-невидимо. Поэтому либо