Сердце в опилках. Владимир Кулаков

– хороший человек! Настоящий! А как мастер – фору ещё любому молодому даст! Ты на неё даже сейчас в манеже посмотри, а не за кулисами…

      Помощник Захарыча не часто видел, чтобы его наставник о ком-то говорил с таким уважением. Пашка стоял в курилке и внимательно всматривался в наштукатуренное лицо немолодой артистки, одетой в странный симбиоз костюмов «Золушки» и «Феи» одновременно…

      Ольга продолжала «дымиться»:

      – У меня вся ж… синяя. Я так до пенсии не доживу!..

      – Ой, Оля, синежопая ты моя! Тебе до пенсии – как мне до моей первой девственности…

      Женька-полётчик, тут как тут, – не удержался от вопроса, пытаясь подражать говору Котовой:

      – Людмила Тимофеевна, а шо, бывает и вторая девственность?

      – Женя, мальчик мой! В жизни всегда есть место подвигам – когда-нибудь и куда-нибудь – всегда бывает в первый раз…

      Пашка стоял открыв рот, переводя взгляд с одного говорившего на другого. Он считал, что цирковые – это «небожители»! Но то, что он слышал сейчас, явно не укладывалось в его голове.

      Котова, заметив внимательно слушающего Пашку, посоветовала:

      – Молодой человек, закройте рот, а то тоже потеряете целомудренность в этом месте, как я когда-то…

      – Людмила Тимофеевна! Если бы вы знали, как мне с этими дебилами хреново!.. – слезливо пожаловалась Ольга, видимо, рассчитывая на поддержку.

      Котова, докурив, решила закончить затянувшееся обсуждение, подведя итог:

      – Оля! Это – цирк! А плохой п…де – плохо везде!..

      …Нахохотавшись, артисты разошлись по своим делам, готовясь каждый к своему выступлению.

      Котова глянула в настенное зеркало, подправила свезённую мундштуком губную помаду и пробурчала:

      – М-да, как будто в… – далее шло довольно точное и фривольное сравнение, не рекомендованное для ушей несовершеннолетних. С лёгкой хрипотцой в голосе, скомандовала:

      – Готовимся, бойцы!..

      Ассистенты стали подводить на исходную «афганцев», безостановочно лающих и нетерпеливо рвущихся с поводков. Котова, покрикивая, то и дело их успокаивала, осаживала, по ходу продолжая остроумно матерно каламбурить.

      Наконец форганг распахнулся.

      На манеж вышла… Королева цирковой арены…

      Глава шестая

      Из шорной в очередной раз валил густой синеватый махорочный дым. Пашка как раз попал в очередное облако, которое выпустил на волю куривший.

      – Бонжур, Захарыч! – в дверном проёме появилась прищурившаяся и кашляющая ехидная физиономия молодого помощника, пришедшего на работу. – Гив мию, плиз, смокинг! – отмахиваясь от дыма и продолжая кашлять, блеснул он знанием иностранных языков.

      – Чего? – чуть не поперхнулся Стрельцов, до этого мирно пивший чай и теперь благодушно куривший. – Какой смокинг?

      – Вот темнота дореволюционная! Дай закурить, говорю! Это – по-английски!..

      – Для того, чтобы курить мою (тут Захарыч ввернул недавно услышанное и понравившееся ему слово) «фирму»,