Интим не предлагать, или Новая жизнь бабушки Клавы. Лина Богданова

с пацанами усаживались на забор в старом парке и могли в тридцать пятый, а то и в сороковой раз следить за развитием событий любимой киноленты совершенно бесплатно. Летний кинотеатр позволял всем желающим лицезреть шедевры отечественного и зарубежного кинематографа с апреля по октябрь.

      От Николкиной улицы до амфитеатра рукой подать. Ребятня занимала вакантные места часа за два до сеанса. Дежурили по очереди. Отбивались от конкурентов вместе. Прятались от милицейского патруля – как кому придется. Милиция особенно ребятишек не донимала – тут бы со взрослыми нарушителями справиться. А эти… пускай приобщаются к культуре. Все лучше, чем драться или «чернила» в закоулках распивать.

      И они приобщались. Мальчишки знали толк в фильмах. Мюзиклы и слащавые зарубежные истории игнорировали. Предпочитали военную тематику. Или приключения.

      Николай обожал Крючкова. Знал практически наизусть все его коронные фразы и песни. Мечтал поступить в военное училище и стать летчиком. Или танкистом. Его на родной улице и стар и мал танкистом звали. Он и рад был. Старался соответствовать. Шлемофон на барахолке купил настоящий. Документы в училище отправил. К экзаменам готовился.

      Не повезло: на математике срезался. Два раза. А потом в армию пошел. В пехоту определили. Ну пехота так пехота. Какая-никакая, а армия. Получил права. Стал механиком. Остался на сверхсрочную. Потом школу прапорщиков окончил. Двадцать лет прослужил. В Афгане ранили. Списали в запас. Пенсию неплохую государство выделило. Живи да радуйся.

      Он и радовался. Переехал с женой в родительский дом. Мать с отцом до смерти досмотрел. Сына вырастил. А потом поперли косяком неприятности. СССР распался. Контору, в которой Николай подрабатывал, закрыли. Жена вдруг к другому ушла. Сын женился неудачно.

      Николай крепился-крепился, а потом запил. С кем не бывает? Думал, переживет в винном дурмане свои и чужие неприятности и вернется к нормальной жизни. Не получилось. Дурман алкогольный крепче воли оказался. Бывает.

      Пока пил да на грубости нарывался, дом их снести решили. Собирались автозаправку строить у перекрестка, а пара домов мешала. Ну жалеть нечего: дом дед еще строил. Крыша в двух местах латанная-перелатанная. Порог прогнил. Окна в горнице покосились. Супруга сына внука носила. Первенца. В ноги свекру кинулась: выручайте, мол, Николай Павлович, хочется ребеночка в тепле-сухости вырастить. Николай особенно не сопротивлялся – хочется, значит, будет. А чего гнилье жалеть? Квартиру им обещали трехкомнатную. При случае на две однушки поменять можно. В общем, подписал требуемую бумагу. Без проблем.

      На радостях отметил это дело. Недели две отмечал. По друзьям и приятелям. Пока пенсия не кончилась. Вернулся, а сына с невесткой и след пропал. Насилу разыскал.

      Следовало прописаться. Николай – туда-сюда – а паспорта нету. Потерял на разгуляе. Невестка пристыдила. Он вскипел: по какому праву?! В моем дому…

      Притормозил: был дом да сплыл. Теперь вот квартира. Общая. Какое там! Сын с невесткой прописаны, а он… Разобиделся. Психанул. Швырнул едва ли не в лицо сыну ключи. Рявкнул, неловко сбегая по ступенькам:

      – Да подавитесь вы этой квартирой, живоглоты несчастные! Живите, радуйтесь! Без меня.

      И был таков. Снова пил. Подвизался на временных работах. Ночевал где попало. Приятели советовали вернуться, потребовать своего.

      – Да пошли они! И так проживу! – ерепенился Николай.

      Да и как тут не ерепениться: обратился как-то в паспортный стол – так, мол, и так, потерял документ, выпишите новый.

      В ответ: принесите справку о составе семьи.

      Откуда?

      С места прописки.

      Круг замкнулся.

      – И так проживу! – в пьяном раже орал Николай в холодное равнодушное небо. – Кланяться не привык! Не заставите!

      И прожил. Вернее, проживал. Как мог. Местами сытно и пьяно. Местами холодно и голодно. Местами серединка на половинку.

      С временной подработкой становилось все труднее. Собирал картон и лом металлический, сдавал. На вырученные деньги ел и пил. Все больше пил – засасывал алкогольный омут несостоявшегося танкиста. Медленно, но очень верно. Да и выбора особого не было. На трезвую голову жизнь казалась невыносимо несправедливой. И потраченной почем зря. Хоть в петлю лезь!

      В петлю пока не хотелось. Хотелось кому-то чего-то доказать. Быть полезным. Нужным. Да просто быть! Дышать упоительно свежим воздухом. Наслаждаться заливистым птичьим пеньем, запахами трав и цветов, пестротой весеннего сада, золотыми всполохами осеннего парка. Серебряными отблесками снега, теплыми переливами закатов и восходов. На трезвую голову очень хотелось.

      – Да мало ли в жизни радостей! – убеждал себя Николай, отмаявшись очередным похмельем. – Я ж не старый еще – всего ничего, шестьдесят два. Отцом бы мог стать, если б женщина подходящая подвернулась. Нет! Не хочу отцом, был уж раз. Не хочу больше… Да и какой нормальной женщине нужен алкоголик и тунеядец? Так что нечего в эту сторону дышать. Ищи, танкист, что другим негоже. Конкуренции тебе не выдержать. На первом стыке обломают.

      Время