Другая королева. Филиппа Грегори

думаю, что она сочувствует вам или вашему делу. Леди Скроуп была верным другом.

      Я пожимаю плечами.

      – Ее милость думала, что я – героиня сказки, – раздраженно отвечаю я.

      Она была из тех, кто видит во мне королеву из баллад. Трагическую королеву, у которой было прекрасное детство во Франции, а потом – одинокое вдовство в Шотландии. Сочинитель баллад описал бы, как я вышла замуж за красивого слабака Дарнли, но желала, чтобы меня спас сильный мужчина. Трубадур бы сочинил, что я была обречена с самого рождения: прекрасная принцесса, родившаяся под мрачной звездой. Все это не имеет значения. Люди вечно сочиняют истории о принцессах. Они достаются нам вместе с короной. Приходится нести все это так легко, как только сможешь. Если девочка рождается красивой, да еще и принцессой, как я, у нее будут приверженцы, которые хуже врагов. Большую часть моей жизни меня обожали глупцы и ненавидели люди здравомыслящие, и все они сочиняли обо мне истории, в которых я представала то святой, то шлюхой. Но я выше этих суждений, я – королева.

      – Я не жду сочувствия от ее милости, – с горечью говорю я. – Она – вернейшая из слуг моей кузины королевы, как и граф. Иначе меня бы у них не поселили. Уверена, у нее на мой счет самые безнадежные предрассудки.

      – Закоренелая протестантка, – предупреждает меня Мэри. – Выросла в семье Брэндонов, вместе с леди Джейн Грей, так мне рассказали. А ее бывший муж сделал состояние на разрушении монастырей. Говорят, что каждая скамья в ее доме прежде была церковной скамьей.

      Я ничего не отвечаю, но легкий наклон моей головы велит ей продолжать.

      – Тот муж служил при Томасе Кромвеле в Суде приобретений, – тихо продолжает Мэри. – И заработал состояние.

      – Разрушение домов веры и святилищ должно было принести большую выгоду, – задумчиво говорю я. – Но я думала, выгоду получил король.

      – Говорят, муж Бесс брал за работу плату, а потом и еще кое-что, – шепчет Мэри. – Он брал у монахов взятки, чтобы пощадить их дома или оценить их ниже стоимости. Брал деньги за то, чтобы намекнуть, когда ценности вынесут. Но потом возвращался и все равно вышвыривал их на улицу, и забирал все, что, как они думали, было спасено.

      – Суровый человек, – замечаю я.

      – Она была его единственной наследницей, – говорит Мэри. – Заставила его изменить завещание, чтобы он лишил наследства собственного брата. Он даже не оставил денег своим детям от нее. Когда он умер, все его неправедно нажитое богатство, до пенни, досталось ей и только ей, и она стала леди. С этой подкидной доски она и смогла прыгнуть так высоко, чтобы выйти замуж за своего следующего мужа, и с ним проделала то же самое: забрала все, что у него было, лишила наследства его родню. По завещанию он все оставил ей. Вот так она и получила достаточное богатство, чтобы стать графиней: соблазняя мужчин и восстанавливая их против их семей.

      – Итак, она – женщина не щепетильная, – замечаю я, думая о матери, которая лишила наследства своих собственных детей. – Женщина, от слова которой зависит все в доме, которая все делает себе на пользу.

      – Выскочка, –