Другая королева. Филиппа Грегори

не может стерпеть ледяной ветер. У нее хрупкое здоровье, бок у нее все время болит. Думаю, она хрупка, как обычная слабая женщина. Но если так, откуда она взяла отвагу и силы, чтобы спуститься по веревке со стены замка Болтон? Или скакать трое суток после сокрушительного поражения под Лэнгсайдом, в Шотландии, до Уайтхейвена, в Англии, трое суток питаясь одной овсянкой, обкорнав волосы, чтобы сойти за мальчишку? Скакала изо всех сил, спала на жестком, и спутниками ее были грубые солдаты. Какие силы, недоступные простым смертным, она может призывать? Должно быть, сам Господь дает ей эту несокрушимую мощь, а ее женская природа подрывает эту мощь в силу естественной хрупкости.

      Должен признаться, она не внушает мне ни любви, ни глубокой преданности. Я никогда не принес бы ей обета – какой принес своей королеве. Эта же словно ртуть: сплошной огонь и свет. Королева, желающая удержать свои земли, должна тверже стоять на земле. Королева, надеющаяся побороть ненависть, которую по природе своей питают мужчины к тем женщинам, что преступили божии установления и стали править, должна быть тверда как скала, должна быть земным созданием. Моя королева пустила во власть глубокие корни. Она Тюдор со всеми их смертными желаниями и земной алчностью. Моя королева Елизавета – весьма устойчивое создание, она земная, как мужчина. Но эта королева соткана из воздуха и ангелов. Королева из огня и дыма.

      На нашем пути (который, кажется, будет длиться вечно) ее то и дело приветствуют люди: являются, чтобы ей помахать, выкрикивают ей благословения; все это удлиняет тяжелую дорогу в десять раз. Меня поражает, что среди зимы им захотелось оставить свои очаги и целый день ждать на перекрестках холодных дорог, когда мимо проедет ее небольшой кортеж. Они ведь наверняка слышали о скандале, в котором она замешана? Каждый пьяница в каждой пивной в королевстве обсосал слухи, как-то просочившиеся наружу из расследования ее поведения; и все же мне приходится повсюду высылать вперед гонцов с приказом не звонить в церковные колокола при въезде этой королевы в деревни, не приносить ей младенцев для благословения, не приводить больных, чтобы она коснулась их и исцелила от королевской хвори, не срезать зеленые ветви и не бросать их на дорогу перед нами, словно мы едем с триумфом – святотатственно, словно она Иисус, въезжающий в Иерусалим.

      Но что бы я ни говорил, их это не останавливает. Суеверные бездумные северяне без ума от этой женщины, такой далекой от них, что они могли бы с тем же успехом любить луну. Они чтят ее, словно она больше, чем королева, больше, чем просто женщина, чья репутация уже омрачена сплетнями. Они чтят ее, словно знают ее лучше, чем я – словно знают высшую правду. Словно знают, что она и в самом деле тот ангел, на которого похожа.

      Дело в вере, не в мудрости. Люди здесь упрямые, они не согласны с изменениями, которые наша королева Елизавета ввела в их церкви. Я знаю, что они изо всех сил придерживаются старой веры, что им нужен священник за кафедрой и месса, как раньше. Половина из них, должно быть, по-прежнему слушает по воскресеньям