Девять необычайных жизней принцессы. Гайя. Анри Мёнье

вдоль каналов или по дорожке часовых вокруг замка, то ночами Сигрид преследовала не дающая заснуть лукавая улыбка.

      Улыбка кота.

      Королева говорила с кормилицей короля, но её наставления не принесли Сигрид покоя.

      – Первые зубы? Но, Ваше Величество, это зависит от ребёнка. Ваш супруг, король, может похвастаться тем, что зубы у него прорезались очень рано. Первый зуб появился утром его сотого дня. Не это ли знак выдающейся судьбы?

      Королева не нашлась что ответить. Да и что она могла сказать? Сто дней. Чуть больше трёх лун.

      Сигрид искала встречи со старухой, что знала травы, порошки и заклятия. Должен же существовать способ помешать проклятым зубам прорезаться! Но когда она подошла к полянке, на которой жила ведьма, дорогу ей преградил человек-кот и заговорил с ней ледяным голосом, от которого по спине королевы побежали мурашки:

      – Что вы пытаетесь сделать, Ваше Величество? Разве вы не знаете, что данного слова вернуть нельзя? Неужто вы считаете, что мою Хозяйку можно обмануть снадобьями какой-то ведьмы? Разве не до́лжно вам быть подле вашего дитя?

      С того дня королева не покидала своих покоев. Она распустила слуг и заявила, что отныне будет одна заботиться о принцессе. Это решение обсуждал весь двор. Некоторые видели в этом проявление разительной материнской любви, а другие, наоборот, считали её решение неуместным. Откуда им было знать, что поступок Сигрид служил проявлением глубокого отчаяния? Смерть нередко приходит нежданно, но кончина Гайи была предрешена. Ожидание тянулось невыносимо!

      Каждое утро королева проводила пальцем по дёснам малышки, с ужасом силясь обнаружить прорезавшийся зуб. Король, слишком озабоченный восстановлением земель, разрушенных войной, не замечал драмы, разыгрывавшейся у него под носом.

      На сотый день зуб так и не показался.

      Сигрид понадеялась, что её молитвы были услышаны, но вскоре на десне Гайи появилась припухлость, перевернувшая всё нутро королевы. Час пришёл…

      Королева, словно парализованная, не сделала ни единой попытки защитить своё дитя от похитительницы.

      Шли первые часы лета. И последние часы принцессы.

      Гайя умерла в ночь полнолуния. Под окнами цвели дамасские розы, а соловьи пели песни о любви. Перед глазами Сигрид ещё долго проигрывалась эта сцена, напоминавшая спектакли странствующих театров теней её детства. Сначала потянуло холодным сквозняком, от которого погасли свечи и заколыхались занавески. Затем из темноты перед ней возникли два силуэта: уже знакомый ей человек-кот и другой, неизвестный, необъятный, жуткий.

      Их величественная неподвижность заставила королеву окаменеть. Человек-кот склонился над колыбелью и с бесконечной бережностью, будто боясь разбудить, взял малышку на руки, чтобы передать её своей мрачной Хозяйке.

      С ребёнком на руках он приблизился к Сигрид и низким голосом произнёс страшные слова:

      – Попрощайтесь с дочерью, госпожа. Настал час сдержать слово.

      Королева, словно парализованная,