Люди зимы. Дженнифер Макмахон

и отругиваться, но, к ее огромному удивлению, мать вовсе не поджидала ее на пороге, чтобы читать нотации.

      Ненадолго остановившись, Рути прислушалась.

      Ничего. Ни шороха, ни звука шагов, ни вопроса: «Ты хоть знаешь, который сейчас час?», произнесенного ядовито-обличительным тоном. В доме было тихо, словно все его обитатели спали крепким сном.

      Пока все складывалось удачно.

      Рути сняла парку, сбросила с ног башмаки и в одних носках прокралась на кухню. Там она налила стакан воды и с жадностью выпила, облокотившись о буфет. Резкий свет горевшей под потолком лампы заставил ее несколько раз моргнуть.

      Интересно, почему мать не погасила свет?

      Оглядываясь по сторонам, Рути увидела, что оставшаяся от ужина посуда была вымыта и убрана на место, и только на столе стояла нетронутая чашка чая. Чай успел остыть – когда она потрогала чашку, та показалась ей холодной, как камень. На блюдце рядом с чашкой лежал кусок яблочного пирога, его край был надломлен, а рядом валялась вилка. Мамин яблочный пирог Рути очень любила, поэтому сейчас она доела остатки, а блюдце поставила в раковину.

      Погасив свет в кухне, она отправилась в гостиную, чтобы выключить свет и там. Дровяная печь прогорела, в топке остались одни угли. Они еще тлели, и Рути подложила в печь пару поленьев и прикрыла вьюшку на ночь.

      По лестнице она поднималась в темноте, стараясь ступать как можно тише и держась за перила, чтобы не потерять равновесие. Голова у нее еще кружилась от выпитого, ноги словно свинцом налились, но Рути этого почти не замечала. Она думала о том, как ей повезло – мать легла, не дождавшись ее возвращения. Сегодня обошлось без скандала, быть может, обойдется и завтра… Эта мысль привела ее в такое приподнятое расположение духа, что она едва не рассмеялась.

      Примерно на середине лестницы Рути неожиданно наступила на что-то холодное и мокрое. Присмотревшись, она разглядела на ступеньках несколько небольших лужиц, словно бы от растаявшего снега. Можно было подумать – кто-то поднялся наверх, не сняв уличной обуви. О том, кто это мог быть, Рути почему-то не подумала; в данный момент ее занимали только собственные промоченные носки. Прошипев вполголоса какое-то ругательство, она поспешно преодолела оставшиеся ступеньки и оказалась в застеленном ковровой дорожкой коридоре второго этажа.

      Дверь в спальню матери была плотно закрыта, и под ней не видно было никакого света. Дверь в спальню Фаун, напротив, была распахнута, и Рути услышала, как ее младшая сестренка громко вздыхает во сне. Потом из комнаты Фаун появился большой серый кот. Громко мурлыча, он затрусил к Рути и стал тереться о ее ноги, высоко подняв пушистый хвост, похожий на восклицательный знак. «Давай, гладь!» – вот что это означало на кошачьем языке.

      Улыбнувшись, Рути наклонилась и погладила кота по спине.

      – Привет, Роско, старина, – прошептала она и юркнула к себе в комнату. Кот последовал за ней.