Мракобесия. Наталья Юрьевна Царёва

«мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть», не правда ли, господа?

      Правда.

      Я удовлетворенно кивнула самой себе и принялась вспоминать.

      С чего же все началось…

      Ах, кажется, я имела неосторожность намекнуть на то, что мрачный мой ангел в последнее время что-то часто стал где-то пропадать серыми безлунными ночами… И его любимая летучая мышка места себе не находит без своего обожаемого хозяина…

      В одну из таких же серых безлунных ночей мы и познакомились. Мертвые листья падали к нам откуда-то сверху, кажется, с неба, в разлившихся по дворам синих лужах мог бы утонуть крейсер «Аврора», и было много людей, и многие из них мне были знакомы, но я была одна, и под заиндевевшими пальцами привычно плакали струны… или, стоп, быть может, что это было в другой раз?

      Я чуть скосила взгляд в сторону. Когда же я брала тебя в руки в последний раз, подруга?

      Нет, все же я была с гитарой в ту богатую лужами и мертвыми листьями ночь. Словно выхваченное из темноты карманным фонариком воспоминание – звон струн, невнятный, как журчание ручья, непостижимый безадресный людской говорок вокруг, чья-то рука с протянутым пластиковым стаканчиком…

      Я была здорово пьяная тогда.

      Но не слишком – потому что струны звенели, а людской говорок шумел ровно, не прерываясь, не взыгрывая резким истерическим взвизгом, брезжа где-то на дне сознания привычным обыденным фоном: обычные разговоры и обычные слова, из которых сейчас не вспомнить ничего, как ни старайся.

      Что-то пелось и что-то пилось в ту серую безлунную ночь; как всегда, как всегда.

      И у меня было паршивое настроение: ничего удивительного.

      Блестя в серебристом полумраке белозубой улыбкой, он представился:

      – Вадим, –

      а я, всю жизнь недолюбливавшая улыбчивых и общительных (а он именно таким показался мне тогда), пожала его руку и как могла язвительно ухмыльнулась в ответ:

      – Клара.

      По-моему, моя язвительность была потрачена впустую тогда… Зная Вадима, этого вполне можно было ожидать.

      Но я его не знала и, повторяю, была не совсем что бы трезва в этот момент.

      И очень хотелось кому-нибудь насолить.

      Порой я бываю довольно-таки агрессивной стервой…

      Жаль лишь, недолго.

      Я про стервозность, конечно. Агрессивность моя никуда от меня, как правило, не девается.

      Я с сожалением потушила сигарету. В комнате было уже трудно дышать от дыма.

      Если бы он вернулся сейчас, был бы скандал.

      Но он не вернется, а значит, скандала не будет.

      Как жаль.

      В углу недовольно заворочалась Нелли. Она, что, тоже ярая противница никотина?

      Я осторожно достала ее из клетки. Милый наш домашний любимец… Ни у кого больше такого нет.

      Мне показалось, ее жутковатые глаза смотрят на меня осуждающе.

      – Прости, – сказала я виновато, – я не думала, что так все получится.

      Она отвернулась. Я посадила ее обратно в клетку.

      Внезапно дома сделалось будто бы