Тело (сборник). Светлана Михеева

когда он этого и не подозревает.

      Голоса набирали силу. И были уже не шелестом, не лепетом, а настойчивым шепотом, словно именно с Людой разговаривал многоголосый бог леса, которому надо говорить и за каждую травинку, и за каждое дерево. Люде почудилось какое-то движение в комнате. А за окном будто бы погас фонарь… Ах, фонарь действительно погас. Фонари в городе гасят после трех часов ночи… Значит, уже больше трех. Она встала выпить воды.

      На кухне капал кран. Олег Валерьевич поменял незадолго до отбытия резиновую прокладку, но кран все же капал. Кап-кап-кап-видишь-меня-видишь-меня-видишь-меня… Люда прислушалась к задорному бормотанию воды. Ей нравилось капанье, которое другому показалось бы назойливым и раздражающим. Не затягивая крана, она пошла спать.

      Следующий день, выходной, провела Люда возле телефона. Она хотела позвонить маме и сообщить новости своей жизни. Но проведя в неторопливых размышлениях возле телефона весь световой день, едва зажглись первые фонари, посчитала, что еще рано сообщать. Сообщить она всегда успеет. У нее была теперь бездна времени для размышлений. Она по-прежнему мало с кем виделась, и по-прежнему компанию ей составлял один только снег.

      Ночью Люда увидела страшный сон. А проснувшись, не смогла вспомнить о чем он был. «У-у-у-види-и-ишь ме-е-еня, у-у-у-видишь ме-е-еня-а-а…» – слышала в открытую форточку. Она подошла к окошку, но форточку закрывать не стала, звук ей нравился. Как будто она была в квартире не одна, как будто кто-то играл с ней в добрые прятки.

      А ведь она и впрямь не одна, счастливо подумала Люда, оттягивая вниз ночную рубашку.

* * *

      Так прошло много дней и ночей. Люду теперь окружали необычные картины и звуки. Звуки будто бы приглашали ее в собеседники, осторожно приглашали, не требуя, не пугая. Когда Люда совсем привыкла к ним и перестала воспринимать как нечто чужеродное, ей и самой захотелось поговорить. Она рассказывала о своей жизни, о маме, об эпизоде с Олегом Валерьевичем. Она забавно изображала коллег, делилась планами на будущее. А в ответ узнавала новое о мире. Так в квартире многоэтажного дома Люда мирно беседовала по вечерам с невидимым кем-то и ухаживала за растениями, которые поползли уже из кухни в гостиную по веревочкам, заботливо протянутым Людой. Растения словно бы отзывались на хозяйкин голос, поворачивали листики, раскачивали усиками, тянулись кончиками.

      Люда никому не сообщала о своей радостной новости. Только переоделась в широкие на животе платья стиля ампир, что были как раз в моде. Приступы тошноты повторялись редко и теперь не пугали, а радовали. После уроков Люда часто ходила в парк, сидела с мамашами, знакомилась, болтала, обсуждала пеленки и детские сопли. Ходила также по магазинам и покупала нужные вещи. Ей нравилось увлечь продавщицу разговором. Она пускалась в неостановимые фантазии про двух, а иногда трех своих детей, попутно рассказывала