История над нами пролилась. К 70-летию Победы (сборник). Петр Горелик

слышу голос генерала Горбатова.

      Я доложил все как есть, и про удачу, и про неудачу.

      – Где Ободовский? – спрашивает командующий.

      Отвечаю, что он рядом со мной; мост поврежден, и его танк не может переправляться, пока не восстановят. Слышу очень недовольный голос генерала:

      – Горелик! Возьмите этого… (кажется, сказал что-то похожее на «сукиного сына») и отведите на плацдарм к его танкам. Убедитесь, что он на месте и возвращайтесь. Решение о переправе Гелюса приму позже.

      Передаю Ободовскому разговор с командующим и его приказ. Подумав, он говорит:

      – Петро, зачем нам идти вдвоем. Мне все равно надо выполнять приказ. Я дойду и сообщу тебе по радио, что дошел. А ты доложишь генералу, что я на месте.

      – Товарищ полковник, я вам доверяю, но приказ отдан и мне, и я не собираюсь уклоняться от его выполнения. Придется нам пойти вместе.

      И мы пошли, вернее поползли от одного застрявшего танка к другому. Пережидая огневые налеты (Ободовский – забравшись в танк, я – прижавшись к танковой башне), добрались мы до плацдарма. В блиндаже командира стрелкового полка я оставил Ободовского, а сам тем же нелегким путем, переползая от танка к танку, возвратился в блиндаж коменданта переправы и доложил в штаб, что полк Ободовского переправился и занял позиции в боевых порядках пехоты. Мне передали приказ командующего переправить полк майора Гелюса ближе к вечеру, в сумерки.

      Вскоре немцы предприняли несколько сильных атак против частей, оборонявших плацдарм. Не добившись успеха, противник в конце концов примирился с тем, что наши части прочно закрепились на западном берегу Друти.

      Эпопея с переправой полка имела тяжелое продолжение. Мне пришлось провести не одну ночь рядом с застрявшими танками, организуя их эвакуацию. К танкам подводили деревянные колеи и тягачами вытаскивали из болота. Невольно вспомнишь Чуковского: «Как трудно тащить бегемота…» – а тут танки, и под огнем немцев.

      С тех пор прошло почти шестьдесят лет. Точно ли передала память все детали пережитого, не упущено ли что-то существенное? Мы ведь тогда дневников не вели, это строжайше запрещалось. Но одна картина глубоко и точно навсегда врезалась в память: лежу, прижавшись к броне башни, слышу и чувствую близкий разрыв мины и вижу, как осыпается под разлетающимися осколками снег, образуя дорожку, неотвратимо приближающуюся, неся с собой твою гибель. Бррр… И останавливается, обессиленная, вблизи. Зримо ощутимая картина близости смерти. Но миновало! Не окажется ли следующая ближе и сильнее?

      Несколько слов о судьбе полковника Василия Ободовского. Я в те дни ближе узнал этого мужественного и открытого для дружбы человека. Не знаю, что сближает людей более тесно, чем пребывание под огнем и ощущение совместной ответственности за жизнь подчиненных и успех боевого дела. Разве забудешь, как мы шутили в блиндаже, когда