Папа вырос. Александра Быстрова

омлет! Румяный, масляный. На маленькой чугунной сковороде, на которой ещё чудесно выходили тончайшие кружевные блинчики. Их мама напекла вчера, в дорогу.

      Солнце неспешно поднималось над селом. Сине-белый автобус растревожил грунтовку. Облако пыли сопроводило его до остановки. Нехотя открыл двери.

      До свидания, отчий дом.

      Сентябрь вместо поддержки устроил плаксивость. Затянувшаяся слякоть нагнетала грусть по родным местам и людям.

      – Николай, чего ноги-то еле волочишь? Знаний, что ли, дали с лихвой – тяжела ноша? – хозяйка дома, ставшего приютом студенту, добродушно подтрунивала.

      – Угу, – пробубнил новоиспечённый постоялец, шаря глазами по замызганным ботинкам.

      Помня вчерашние странные наставления про чистоту полов, разулся при входе, как впрочем, делал это и в родительском доме, и поплёлся в свой угол. Комнатушка хоть и имела скромные размеры, но была уютно обставлена. Узкая кушетка вдоль стены, на которой висел гобеленовый ковёр с оленями. Художник, а потом ткачиха расположили их на цветном лугу рядом с речушкой. Перед сном можно разглядывать картину, додумывая сюжет, изменяющийся каждый день. Дома над его кроватью осталось другое изображение: ребята-туристы присели на пригорок передохнуть и вглядывались в даль – что же ждёт их впереди. Мечтай себе на здоровье!

      При входе в комнату – скрипучий шкаф. Если бы он мог говорить, поведал тайны не одного поколения – списали было старого на покой, да сгодился ещё. Уроками занимался Колька за  столом, упирающимся в подоконник. Часто улица выдавала сцены для наблюдений: за воробьями, облюбовавшими стриженый куст под окном, и прохожими, спешащими домой. Скорее всего, домой! А куда ещё могут спешить люди?