Чрево Парижа. Радость жизни. Эмиль Золя

Кеню пожала плечами:

      – Но они неосновательны… Я еще допускаю, что вам не за что любить правительство. Но это не мешает зарабатывать себе на хлеб. Было бы слишком глупо… Наконец, император вовсе не злой человек, мой друг. Конечно, я верю, что вам пришлось много выстрадать. Но разве он мог знать, что вас кормили заплесневелым хлебом и тухлой говядиной? Разве этот человек имеет возможность во все входить? Посмотрите на нас. Ведь он не мешает нам удачно вести наши дела… Нет, вы не правы, положительно не правы.

      Гавар приходил все в большее и большее замешательство. Он не мог допустить, чтобы в его присутствии расточали такие похвалы Наполеону III.

      – Извините, госпожа Кеню, – пробормотал он, – вы заходите чересчур далеко. Все они канальи…

      – О, – перебила, оживляясь, красавица Лиза, – мы знаем, что вы за человек! Вы добьетесь, что вас когда-нибудь ограбят и убьют, – вот до чего доведет вас вольнодумство. Не будем толковать о политике, иначе я войду в азарт… Ведь речь идет только о Флоране, не так ли? Ну вот я и говорю, что ему непременно надо согласиться и занять место надзирателя. Как ты полагаешь, Кеню?

      Кеню, который за все это время не проронил ни слова, был ужасно раздосадован внезапным вопросом жены.

      – Место это хорошее, – уклончиво отозвался он.

      И так как снова наступила неловкая пауза, Флоран сказал:

      – Прошу вас, оставим это. Мое решение неизменно. Я подожду чего-нибудь другого.

      – Ну конечно, вы подождете! – подхватила Лиза, теряя терпение.

      Два розовых пятна заалели у нее на щеках. Ее широкие бедра были обтянуты передником; она сдерживалась, боясь, что у нее сорвется с языка резкое слово. Вспышку гнева отвратил приход нового лица. Это была госпожа Лекёр.

      – Не можете ли вы дать мне полфунта разной закуски по пятидесяти су за фунт? – спросила она.

      Сначала посетительница прикинулась, что не замечает своего зятя; потом молча кивнула ему головой. Госпожа Лекёр осматривала всех трех мужчин с головы до ног, вероятно в надежде узнать их тайну по тому, с каким нетерпением они ждали, когда она удалится. Госпожа Лекёр чувствовала, что помешала им, и стала из-за этого еще более язвительной; юбки висели на ней как на вешалке, а длинные, точно у паука, узловатые руки она прятала под передником. Она слегка закашлялась.

      – Вы простудились? – спросил Гавар, смущенный наступившим молчанием.

      Госпожа Лекёр сухо ответила:

      – Нет.

      На лице у нее, там, где выдавались кости, натянутая кожа была кирпичного цвета, а внутренний жар, воспалявший веки, указывал на болезнь печени, развившуюся от постоянного завистливого раздражения. Госпожа Лекёр повернулась к прилавку и следила за каждым движением Лизы недоверчивым взглядом покупательницы, убежденной в том, что ее обвешивают.

      – Не кладите мне мозговой колбасы, – сказала она, – я ее не люблю.

      Лиза взяла тонкий нож и начала отрезать ломтики колбасы. Затем, немного согнувшись