НГРД. Святослав Коровин

Антону Спиридоновичу.

      От берега в сторону леса тянулась дощатая дорога, но по доскам идти в темноте – не самая лучшая идея: скользко.

      Кое-как справившись с лыжными креплениями, он оттолкнулся палками и пошёл параллельно чернеющим из-под снега доскам. Метров через сто свернул – до заимки вела хорошо утрамбованная лыжня. В темноте она едва виделась на снежной тропе, но хорошо чувствовалась ногами – как будто по рельсам ехал.

      А вот и деревня. Покосившиеся запертые ворота, хлипкий забор из ветшающих досок, одинокий фонарь во дворе. Тишина. Хотя нет, не совсем: со стороны домов слышалось мерное тарахтение генератора.

      Сняв лыжи, Антон Спиридонович открыл ворота и пошёл к одному из срубов. Откуда-то из сугробов с лаем выскочила дворняжка.

      – Спокойно, Рим, свои.

      Рим узнал гостя, завилял хвостом, закружил.

      Дверь избы открылась. На пороге в прямоугольнике света силуэт:

      – Антон, ты?

      – Я, Никифор. А что, кого-то ещё ждёшь в такое время и в такую погоду?

      Вдалеке ухнул очередной салют: отсюда из-за деревьев вспышки не было видно, но река разнесла звук на многие километры.

      – Мало ли кто ещё тут бродить может, – ответил Никифор и махнул рукой. – Заходи, не мёрзни.

      Никифор был младше Антона Спиридоновича на десять лет, но из-за бороды выглядел как минимум ровесником.

      Войдя в сени, Антон Спиридонович поставил лыжи в угол, снял с плеча сумку:

      – На, вот. Здесь консервы, лекарства, всё, что просил. Как жена, дети? Спят?

      – Я к Никодиму их ночевать отправил. Это только мы с тобой полуночничаем, да ваши ещё за рекой колобродят, огоньки в небо словно китайцы какие запускают.

      – Почему китайцы? – Антон Спиридонович снял куртку, повесил её на крючок и, присев, стал расшнуровывать ботинки.

      – Читал, что китайцы все эти салюты и фейерверки выдумали. Палят небо потехи для, никакого уважения к матушке-природе. А в чём потеха-то – бух и всё!

      – Зато красиво – а что было ещё ответить в оправдание соседям.

      – Красиво, это, когда истинно! А искры в небо пускать – это красоту божию оспаривать. Ладно, в небе самолёты летают – они за надобностью, а эти все развлечения зачем?

      – Говорю же, красиво,

      Они зашли в комнату.

      – Красиво, это когда закат на реке, красиво, когда туман поутряне, снежное поле до горизонта красиво. Совсем люди от природы отделились, совсем позабыли, что настоящее, а что ложное.

      – Ну и бог с ними, – Антон Спиридонович сел на лавку у стола.

      Комнату освещала тусклая лампочка. В углу окладом блестели иконы, пол укрывали цветастые коврики.

      – Бог-то, может, и с ними, да они не с богом, – афористично ответил Никифор и сел на лавку напротив. – Рассказывай, как твои дела?

      – Потихоньку. Жена с дочкой в Екатеринбурге, в деревне к празднику готовятся. Шумно там. Знаешь же, что не люблю я Новый год. Хоть и символичный день, но не праздничный.

      – Знаю-знаю твои истории. Для меня-то это и вовсе