.

не спеша двигались в сторону Ирининого дома. Она жила в Мустамяэ, по Таллинским меркам далеко, но торопиться было некуда. Я не собирался пользоваться не очень скрываемой симпатией к своей персоне и закручивать курортный роман. Ничто так не держит поведение в рамках, как хорошее воспитание. А потом – ну что мне можно было предоставить моей знакомой, кроме нескольких проведённых вместе вечеров?

      И мы встречались каждый вечер. Ездили в Кадриорг, уходили далеко-далеко по Пярнусскому шоссе. Светло и романтично. И ещё приходили поболтать с нашими знакомыми, весёлыми и немного шумными. У Ирины был свой парень, но она тут же прекратила с ним относительно близкие встречи. Не скажу, чтобы мне это льстило. Но не моё дело диктовать, как кому надо поступать.

      А вечерний город обнимал нас, принимая как частицу своей древней и непонятной души. И удивлял своими мелочами. Чугунными украшениями на зданиях, тихими кофейнями, золотыми и красными осенними цветами в парках и скверах. Звуками площадей и дремотных улиц, где каждый шаг порождал чуткое, чуть дрожащее эхо. По вечерам мы нежно пожимали друг другу руки, договариваясь о встрече на следующий день.

      А потом наступило расставание. Ирина уезжала учиться в Калининград, да и мне было пора подумать о возвращении в Москву. Ждала работа. Нудная и бессмысленная, но обязательная по закону.

      И вот автобусная остановка. Мы тихо стоим в стороне. Слов мало, да и о чём говорить? Что ещё встретимся? От этого в нашей широкой узкой компании не уйти. А вот когда? Об этом и Покровитель дорог, наверное, не знает. И вот объявление на эстонском и русском о том, что нужный автобус прибыл. Ирина берёт меня за руку и вдруг с громким, абсолютно несдерживаемым плачем утыкается в плечо, обливая меня водопадом слёз.

      Я, конечно, понимал, что налетел на большую любовь, старался не ранить, ибо рана могла быть глубокой и незаживающей. Но нарвался на чувство просто всепоглощающее, требующее меня всего, без остатка, до последней капли. И это было страшно, как удар молнии.

      А Ирина не могла успокоиться, лишь прижималась мокрым и покрасневшим лицом и бесконечно повторяла моё имя. Для неё мы расставались навсегда. Я только тихо произнёс, что буду помнить её всегда, до самой смерти, и это была правда.

      Автобус уехал. Было больно, очень больно, и уже неизвестно, чьи слёзы были на моей щеке.

      Она приезжала в Москву, но меня в тот момент в городе не оказалось. Поэтому мы встретились только через два года в Таллине, на той же самой горке у Оливеста. У неё был парень, которого она мгновенно бросила, уведя меня на длинную двухнедельную прогулку, по-своему красивую и наполненную. Только жгло впечатление, что мы упустили что-то очень важное, что могло изменить мир. Упустили по моей вине.

      И всё-таки я не устану повторять. Не играйте с большими чувствами. Это может убить.

      А Таллин моей мечты, полный голосов и знакомых лиц навсегда останется со мной. И никакие властители не в силах