Петруша Рокамболь. Алексей Будищев

щеках выступил слабый румянец.

      – У-гу, – поддакнул Верхолётов, сжав губы трубкой. – И я могу понадобиться на это дело? – спросил он затем.

      А Петруша весь точно воспламенился. Стукнув себя в грудь кулаком, со слезами на глазах и с дрожью в голосе он выкрикнул:

      – Не всё же нам быть кисейными барышнями революции! Люди гибнут, жертвуют собой, а мы… мы…

      Он не договорил, задохнувшись, и пошёл прочь от Верхолётова, застыдившись выползших из глаз слёз.

      – К чёрту кисейные мармелады! – думал он. – К чёрту!

      Домой возвратился он возбуждённый, как и всегда в эти последние дни, точно ужаленный самыми невероятными замыслами, поминутно загораясь необузданною грёзою. Два дня, однако, он боролся с соблазном, видимо, каким-то инстинктом чувствуя смертельную опасность. Но боролся не напряжённо. Сердце в эти минуты мечтаний билось так благородно, а молодая грудь так непреодолимо рвалась к самой кипучей жизни и к самым невероятным приключениям, что отнестись к задуманному критически прямо-таки не приходило в голову.

      Инстинкт замолчал, испепелённый пылкостью фантазии. Петруша решился действовать и послал к Верхолётову с горничной Наташей записку следующего содержания:

      «В борьбе обретёшь ты право своё».

      «Дорогой товарищ! Приходи сегодня ко мне в семь часов вечера попить чайку. Один на один я изложу тебе некоторый замысел одного лица, если в твоих жилах кровь, а не клюквенный морс. Жду!

      Твой П.Б.»

      Отправив письмо, он долго бродил у себя в комнате, возбуждённо потирая холодеющие ладони. В его голову толкалось:

      «А ведь это начало самого настоящего заговора? Значит, я заговорщик? Да?».

      И румянец вспыхивал на его щеках. Наполовину – от удовольствия, наполовину – от жуткости.

      Наташа вернулась с ответом не скоро, и Петруша, весь сгорев от ожиданий, вырвал из её рук ответную записку, едва не свихнув ей пальцы. Вот что писал в ответ Верхолётов своему другу:

      «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»

      «Товарищ! Ты знаешь, что я принципиально против всяких бурных выступов. Придти же к тебе пить чай не могу, так как отозван на шоколад к Образцовым. Понятно, мою записку предай пламени.

      Твой Т.В.»

      «Трус, – подумал Петруша, дочитав до конца записку Верхолётова, – шоколад Бормана, а не сознательный гражданин!»

      И в его глазах выступили слёзы досады, беспомощности и тоски.