Дача. Вероника Жадаева

ышала – так, как дышит собака, пробежавшая десять километров. Сознание медленно возвращалось, и становилось еще страшнее от того, что она понимала: прийти в такое время в проливной дождь со стороны леса никто не может. Но ведь стучали. Она подождала немного, звук больше не повторился. Заснуть толком тоже не получилось.

      Утром, разглядывая себя в зеркало, Феона удивилась, что бессонная ночь практически никак не отразилась на ее внешности. Из глубины старого зеркала на нее смотрела вполне себе симпатичная, стройная блондинка с формами.

      Два года назад она пережила тяжелый развод. Но сейчас, когда розовые очки разбились вдребезги, жизнь не стала, как ни странно, хуже, она стала другой, даже лучше. Кто-то замыкается в себе, обозлившись на весь мир, кто-то теряет рассудок, некоторые даже уходят через окно – с Феоной этого не случилось. Когда прошло примерно полтора года после всего этого кошмара, именуемого разводом, как-то раз она мыла полы и вполуха слушала телевизор. Вдруг она начала смеяться громко, заливисто, до слез. Она никогда раньше так не смеялась, а тут такая легкость, и смех такой откровенный! Все! Соседи подумают: спятила, – решила она. До этого они могли слышать только глухие рыдания. Феона набрала маме, сказала ей, что сейчас, вдруг уловив что-то по телевизору, начала «ржать» в голос, наверное, окончательно сошла с ума. На что мама ответила ей: «Нет, ты просто выздоравливаешь, процесс пошел, теперь все будет хорошо».

      Мысли о ночном происшествии не отпускали ее и во время мытья посуды, и она вдруг вспомнила о прошлогоднем событии. Как-то утром Феона по обыкновению пошла в небольшой домик на участке к маме пожелать ей доброго утра и позвать к завтраку. Маму она застала в возбужденном состоянии: «Ты знаешь, что у меня тут ночью было?» – «Не знаю, а что было?» И мама рассказала.

      Ночью она не спала, горел свет и работал телевизор. Было примерно два часа после полуночи, когда она услышала какой-то шум на крыльце. Подумав, что это дочь зачем-то пришла к ней, она окликнула: «Феона, это ты?» Но никто не отозвался на этот вопрос. Тогда она решила, что какой-то пьяный забрался на участок, падает там и все роняет. Надо заметить, что мама Феоны Валерия Владимировна отличалась стойким характером. Медик по образованию, она ни во что не верила, пока не «пощупает», и к тому же была отчаянно храброй женщиной, несмотря на свой весьма преклонный возраст. Она схватила пневматический пистолет и фонарь и ринулась вдоль веранды до другого выхода, светя в окно и пытаясь разглядеть что-то в кромешной тьме. Ничего не увидев, она метнулась к себе в комнату и попыталась что-то рассмотреть в боковое окно. В этот момент по стеклу стукнула худая продолговатая рука с желтыми длинными ногтями на согнутых костлявых пальцах. «Ты же знаешь, я ничего не боюсь, мне не было страшно», – снова и снова, как будто убеждая саму себя, повторяла мама.

      Феона обошла все по периметру и убедилась, что ничего не сломано, ничего не валяется, нет никаких следов пребывания человека, тем более пьяного. Она вспомнила, что ночью пару раз выключала звук телевизора и прислушивалась, ей казалось, будто кто-то мужским низким голосом бубнит так: бу-бу-бу. Мама долго не могла поверить в отсутствие следов пребывания человека, но потом согласилась с доводами дочери, что это может быть что-то потустороннее, хотя ее сознание отказывалось верить в мистику. Но факты – упрямая вещь, она сама видела эту руку.

      Вспомнила Феона и сон, который приснился ей примерно тогда же, когда произошел случай с рукой. Во сне она увидела мужчину лет двадцати пяти, до пояса обнаженного, в каких-то исподних портках – Феона так и не поняла, то ли времен крепостного права, то ли времен Отечественной войны. Кожа его была отвратительно желто-зеленого цвета, местами с синевой. Сон был пропитан какой-то очень тяжелой «атмосферой», по ощущениям Феона поняла, что этот мужчина давно умер. «Я Сашка!» – сказал он ей довольно грубо и больше ничего.