Удар из-за угла. Людмила Евсюкова

– пробурчал первый. – Натворят делов, а ты тут разбирайся. Ничем не брезгуют, детей родных и то за мишени держат.

      – Что-то я никак не врубаюсь. Что за бред? Каких детей? Кто держит?

      – Прекратите разговоры, сказал. В отделении будете состязаться с другими в словоблудии. А пока соблюдайте тишину, без вас голова раскалывается, – пробрюзжал первый опер-полицейский, наклоняя голову Корнея, когда вталкивал в автомобиль.

      Длинный уселся за руль. Второй умостился рядом с арестованным.

      Корней не знал, что и думать. Летел домой, как на крыльях. Мечтал о встрече с любимой женой Лилией, которую всегда мысленно сравнивал с самыми великолепными цветами. Думал, дождусь друга с севера, и махнем с ним и сыном Петрухой на рыбалку дня так на два. А то и три. С ночевкой, палаткой, ухой и встречей рассветов по утрам. Слава Богу, сыну стукнуло шестнадцать месяц назад. И на тебе, все оборвалось в один миг.

            Когда подходил к собственной квартире, почему -то ходуном ходило в груди сердце и предательски дрожали ноги. Никогда такого с ним не было. Но все когда-то бывает впервые. Не придал этому особенного внимания, предположил, что сильно соскучился.

      Дверь в квартиру была открыта.В коридоре валялось много обуви, в комнате сына беспорядок, просто какой-то переполох. Что могло произойти здесь, пока его не было дома?

      С такими мыслями он заглянул в спальню. И машинально захлопнул дверь. Сердце его, видно, готовилось в этот миг выпрыгнуть из груди. Лилия была не одна. В постели лежал мужик. Корней узнал его сразу. Тот, кого он надеялся дождаться послезавтра и собирался взять на рыбалку, уже облюбовал место в его супружеской постели. А жена в прозрачном пеньюаре и с разбросанными по плечам рыжими локонами, стояла у окна и потягивалась.

      У Корнея застучало  в голове, будто дятел старался достучаться до  мозга, чтобы сообщить, что он самый настоящий доверчивый лох. А он и сам в этот миг почувствовал то же самое. Все, конец. Если не нужен, ноги его больше здесь не будет! Надо только найти сына. Не должен он видеть всю эту пошлость. Корней схватил чемодан,  который оставил у входа, и стремглав бросился вниз по лестнице. Ему казалось, даже лестница и перила смеются над ним. И тут…

      Машина засвистела тормозами. То же мне, автомобилисты, строят из себя асов, а машину отремонтировать не могут,– подумал Корней.

      – Приехали. Выходи. Кому я сказал?

      Корней протиснулся в дверь. Это оказалось нелегким трудом. Все-таки он не выглядел худеньким, под сотню килограммов весу. Да и ростом не был обделен. Метр восемьдесят с кепкой, как говорил всегда в шутку. Он поправил свою давно не мытую русую шевелюру, зыркнул  серыми глазами на длинного водителя. И проследовал к отделение полиции.

      После всяких оформлений и подписания непонятной кучи бумаг Корнея доставили в кабинет виртуоза по надеванию наручников.

      – Давайте знакомиться, -произнес тот,  когда Корней подошел  к столу, при этом не переставал рыться в бумагах на столе,. – Оперуполномоченный Тишвин Николай Иванович. А вы кто?

            Повернул лицо к охраннику:

      – Вы свободны. Подождите за дверью.

      Охранник  покинул кабинет.

      – Там все написано,– буркнул в ответ Корней, глядя на портрет Дзержинского над головой опера.

      – Меня мало волнует, что там написано. Вам задали вопрос, будьте добры отвечать.

      – Тибетский Корней Тихонович,– представился  Корней.

      Начался допрос.

      – Чего стоите? В ногах правды нет. Присаживайтесь, – усмехнулся опер.– Вы подозреваетесь в похищении собственного сына или его убийстве.

      – Что за бред? Мой сын пропал? Когда? Я работал на севере. Только сегодня вернулся. Жена с ребенком были дома. Как он мог пропасть? Не маленький уже.

      – Значит, не пропал, а вы его убили. Куда дели  тело?

      Сначала следователь разговаривал спокойно, слащаво, хитро поглядывая на Корнея, наблюдая за его реакцией.  Тот отрицал свою вину. Опер все больше распалялся. Раскраснелся. Стал кричать, топать ногами, склонять к чистосердечному признанию.

            Несколько раз даже дал оплеуху:

      – Вы что, совсем дебил? Вам про выгоду чистосердечного признания, а вы сами не знаете, про что говорите! При чем здесь вахтовая работа, если на кону жизнь ребенка?!

      – Вот и я о том же! Почему я должен признаваться в том, чего не делал? Меня в городе  не  было три месяца. Только утром вернулся. А заявление о пропаже Петра, сами показывали,  написано за день до моего приезда. Как такое  возможно?

      – Знаешь что, друг, в этом кабинете я решаю, что возможно, а что нет. Вы, козлы преступные, способны на все. Только бы по-вашему вышло! И не хера мне тут лапшу на уши вешать! Не первый день слышу трехэтажную ложь, вроде твоей.

      А мы что, на ты уже перешли?

      – На что понадобится, на то и перейдем. Твое дело слушать, отвечать и мотать на ус, если