Шагающий по краю. Александр Кирнос

злиться и пенять.

      Так любил я грозовое лето,

      солнце, ливни, лунный звездопад,

      громы, что с ворчаньем шлялись где-то,

      забредая изредка в наш сад,

      град и ливень, рухнувший стеною,

      молний свет, расчерчивавший тьму,

      мощь судьбы, непостижимой мною,

      неподвластной сердцу и уму.

      Как в челне, сорвавшемся с причала,

      вниз срываясь и взлетая ввысь,

      сердце пело, плакало, кричало,

      слёзы благодарности лились.

      Но законам следуя природы,

      замелькали дни календаря,

      ты менялась в унисон с погодой,

      нудный дождь иль снегопад даря.

      Но ведь я любил тебя другую:

      ливни, грозы, молнии и град,

      и, не понимая, но ревнуя,

      нежен был и злился невпопад.

      Мы расстались, но в начале мая

      в небесах я знаменье ловлю.

      Я причину гроз не понимаю,

      но, как прежде, грозы я люблю.

15

      Да, старый граф, наверно, был не прав,

      когда принцессу укорял он за эксцессы.

      Чем старше, неустойчивей процессы,

      а у принцесс неукротимый нрав.

      Но вдруг лишь только телом старый граф,

      был юн душой, как звук виолончели,

      и, немощь тела дряхлого поправ,

      душа взмывала вверх, как на качелях,

      и вниз стремглав,

      мечтая вдрызг разбиться,

      и всё это не в шутку, а всерьёз.

      Раз довелось на склоне лет влюбиться,

      рыдай до смеха, хохочи до слёз,

      представив, как принцесса,

      став метрессой,

      когда уйдёшь ты и пройдут века,

      вздохнёт украдкой, полюбив повесу

      с усталою душою старика.

16

      Глухая безъязыкая тоска,

      отчаянье на грани отупенья.

      Замкнулся круг, разбросаны каменья,

      вновь собирать не тянется рука.

      А обнимать кого-то – что за бред?

      Дай боже уклониться от объятий.

      Висят в шкафу, как спрятанный скелет,

      три вешалки и… этот запах платьев…

      Ещё воспоминания тая,

      болит душа, сплавляя правду с ложью,

      ещё порой во сне ты вновь моя,

      целую грудь, и бёдра, и межножье.

      Как прежде, ожидание горчит.

      В метро, трамвае или магазине

      вдруг в ритме скерцо сердце отстучит

      пароль разрыва: «Я поеду к Зине.

      Ты подождёшь? Я быстренько вернусь».

      – Я подожду, вернись лишь, сделай милость.

      Сменялись гнев, недоуменье, грусть —

      тоской. Она четыре года длилась.

      И волглые смешали облака

      стынь неба с полем в мареве белесом,

      и заячья неровная строка,

      как вздох астматика,

      петляла кромкой леса.

      Но тает лёд, расклад меняя карт,

      и полынья манит мечтой острожной,

      и неужели вновь случился март,

      и вновь любовь, как музыка, возможна.

17

      Украл у Клары Карл кораллы губ,

      глаз бирюзу, и ровный белый жемчуг

      её зубов, и золото волос,

      гранаты щёк и, гордостью