Мертвее мертвого. Алексей Гравицкий

еще если просто разуют до исподнего, а то ведь могут и по темени дать».

      Пантор невольно поежился и украдкой свел пальцы, будто проверяя, не оставила ли его магическая сила. Кончики пальцев привычно закололо, словно на них зарождалась крохотная шаровая молния, и ученик мага поспешно убрал руку в карман.

      – Тут разное бывает, – снова заговорил Рангай. – В деревнях-то какой-никакой порядок, а в лесу и разбой случается и вообще всякое. В прежние времена такого не было. Пока Витано сам по себе стоял, в нем порядок был. Спокой и безопасность.

      – Так чего ж ты из Витано сбежал? – не приминул уличить Винсент. – Если там так хорошо было, там бы и сидел.

      Старик снова скосил глаза на рыжего:

      – Я бы и сидел, кабы там порядок был. А его ж теперь нигде нету. Смерти я не боюсь, мне один хрен помирать скоро. Так лучше я на просторе поживу, глаз широтой видов порадую, пока не помер. Э, да что я с тобой говорю. Это вот он меня понимает. – Старик кивнул на шагающего впереди Орландо. – А ты – балаболка пустая.

      Пантор тихонько ухмыльнулся, глядя на то, как скривился рыжий приятель.

      – Чего это ты взял, старая борода, что он тебя понимает?

      – Он умнее выглядит, – поделился наблюдением Рангай. – Молчит. А ты трещишь без умолку, пустобрешина.

      – Откуда тебе знать, – парировал Винсент, – он мертвяк, может, у него мозги скисли, вот он и молчит.

      Орландо недобро скосился на рыжего, хмыкнул.

      – Это у тебя мозги скисли, – приложил старик, – вот ты и мелешь невесть чего.

      Он остановился, указал рукой куда-то в сторону.

      – Вон тама, говорят, одного такого наказали. Тоже трындел много и не того, что надо. Так его поймали и повесили.

      – Прям живого за шею? – усмехнулся Винсент страшной байке.

      – Прямо мертвого за ноги. Глаза, говорят, завязали, рот заткнули.

      – Зачем? – не понял внимательно слушавший историю Пантор.

      – Как зачем? Чтоб висел, ничего не видя и ничего не чувствуя, и думал, что стоит про правителя говорить, а чего не стоит. И всяким прочим, которые мимо проезжают в назидание. Для ума. Умные не болтают, они рот открывают редко и по делу.

      Последняя фраза была адресована персонально Винсенту, но тот уже оправился от сиюминутной растерянности и снова куражился в обычной своей манере.

      – Что ж его никто не снимет?

      – А кому надо связываться? Это ж вроде как наказание по закону.

      – Нет такого закона, чтобы мертвяков вешать, – тихо обмолвился Орландо.

      – Да теперь разве ж разберешь, какой закон есть, а какого нету? – горестно вздохнул Рангай.

      – Ты сам-то его видел? – не унимался Винсент.

      – Сам не видел, слышал только. Бывало, идешь через лес, а он, бедолага, стонет с подвыванием.

      Винсент демонстративно прислушался. Лес шумел листвой, щебетали птицы, пищала мошкара, что-то жужжало и шебуршалось в траве, но никаких пугающих подвываний слышно не было.

      – Бывало, выпьешь сверх меры, идешь, и тоже что-то завывает, –