Большая География. София Осман

знаешь наши забавы: мы дерёмся до первого девичьего визга, а кнапфки начинают визжать ещё до первого хука. Фрэнки, послушай, эта история закончится большой бедой, у нас не хватит винограда, чтобы заключить с ними мир, а всё потому, что кое-кому захотелось чего-то особенного. Ты должен понять одну важную вещь: пробуй что угодно, но всё будет не впору, кроме собственного, похожего на тебя! Понял? Так-то!

      – Кто создал эти дурацкие правила? Это полная ерунда! Почему я должен обязательно любить кнапфку? – выкрикнул Фрэнки, но тут же смутился, глядя, как на него устремилось несколько десятков хмурых взглядов.

      – Эти правила создали наши предки, Фрэнки, чтобы мы жили в мире и радости! Если пятьдесят поколений кнапфцев любили кнапфок – значит, так тому и продолжаться. Или ты забыл, что кнапфцы особенные? Отчего Бог отпечатка выбрал наш берег, а не берег другого мэра? Её мужа? Спроси себя об этом! Ты должен отвезти ему Науну и, поклонившись, вернуть, а сначала как следует укрыть её, чтобы не было видно этих маленьких точек на её груди. И не забудь его заверить, что никто из наших на неё не смотрел. Я передам тебе подарок для него, скажешь, мол, мэр Виру Добрэ кланяется вам и передаёт вот эту большую бутыль, полную вкусного сока! Ты всё понял?

      Фрэнки молчал.

      – Ты всё понял, Фрэнки?

      – Да, крёстный.

      – Сынок, нельзя воровать чужих женщин, даже каменных. – Виру погладил Фрэнки по кудрявым взъерошенным волосам.

      – Хорошо, крёстный, – грустно ответил тот, – я сделаю, как ты велишь.

      – Дай мне слово, Фрэнки, поклянись!

      – Я обещаю… Я разузнаю всё об этой истории, найду мэра и отвезу ему Науну и бутылку виноградной воды… Ни о чём не беспокойся.

      Глава 4

      Науна

      Фрэнки поселил Науну у себя в саду и смастерил для неё навес, чтобы ни птицы, ни небо, ни войско выдуманного мэра не смогли её разглядеть и крикнуть:

      – Эй, да это же жена мэра, ну и проходимцы живут в этом городке, дай-ка мне камень потяжелее!

      Фрэнки часами рассматривал Науну, её тонкую фигурку с острыми коленями и лицо, казавшееся странным и от этого ещё более притягательным. Ему хотелось разгадать её красоту, он думал о какой-то недоступной необъяснимой тайне, которая воплотилась в камне, и, не понимая, с какой стороны подступиться к разгадке, грустнел, вспоминал о морских звёздах и отчего-то о девушке с родинкой над губой с соседней улицы. В его мыслях она улыбалась и куда-то его звала, а он сбегал и этого стыдился. Теперь его покой поселился у ног Науны, он затихал, только когда усаживался вблизи.

      Лирическое настроение Фрэнки нарушал только Виру. Он часто приходил и с неудовольствием вздыхал, не забывая напомнить про Науниного мужа, которого они вот-вот дождутся. Добрэ в красках описывал заварушку и иногда так выходил из себя, что Фрэнки начинало казаться, будто крёстному отцу всё-таки хочется ввязаться в драку, а потом всех спасти. Виру в мечтах добирался до красочного ранения и со страстью фантазировал:

      – И увижу я темноту, и темнота меня поманит, сделает