Тайные тропы. Георгий Брянцев

и ночь прислушиваться и обдумывать, что к чему…

      Спускались сумерки.

      – Кстати, – вспомнил Ожогин, – как же быть с аккордеоном? Ведь он нам и в самом деле нужен.

      Денис Макарович лукаво подмигнул и вышел в другую комнату.

      Ожогин подошел к окну. Его взгляд остановился на двух людях, стоявших у ступенек дома. Один был горбатый, маленького роста, другой – упитанный, рослый.

      – Что это за люди? – спросил Ожогин.

      – Где? – отозвался Изволин из другой комнаты.

      – Около вашего дома.

      Осторожно приблизившись к стеклу, Изволин поглядел на улицу:

      – Плохие люди… Горбун – агент гестапо, а второй – мой сосед, тоже предатель. Приятели. На их совести много замученных советских людей.

      Горбун и сосед Изволина поднялись на крыльцо. Когда их шаги стихли в коридоре, Денис Макарович раскрыл принесенный футляр и вынул аккордеон.

      – Вот вам и музыка! – сказал он, рассмеявшись. – Нас на мякине не проведешь.

      Никита Родионович увидел красивый, белый с черными клавишами инструмент.

      – Фирма «Гонер», размер три четверти, – продолжал Денис Макарович. – И басы не западают, совершенно новенький. Его привез мне сын из Риги в сороковом году.

      – У вас есть сын?

      – Тсс… – Денис Макарович приложил палец к губам и, оглянувшись, добавил: – Есть, есть… Расскажу как-нибудь и о нем. Не всё сразу.

      Ожогин не настаивал. Отстегнув ремешок, он стал осматривать аккордеон. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел сосед, которого Никита Родионович только что видел в окно в компании горбуна.

      – У вас гость, оказывается? – произнес он и развел руками.

      – Да, покупатель.

      Никита Родионович вложил аккордеон в футляр, встал и подал вошедшему руку.

      – Тряскин, – отрекомендовался тот.

      – Ожогин.

      Рука у Тряскина была горячей и липкой.

      – Я за табачком, Денис Макарович, – потирая руки, заговорил он. – Одолжите немного. Гость пожаловал, а у меня весь вышел.

      Никита Родионович вынул портсигар, наполненный сигаретами, открыл его и подал Тряскину:

      – Прошу.

      – Батюшки мои! – воскликнул Тряскин. – Настоящие сигареты… Мне даже неудобно.

      – Берите, берите, у меня есть еще. И знаем, где взять.

      – Смотрите! – растянув красное лицо в улыбку, удивился Тряскин. – Премного благодарен… Приятное знакомство! – он захватил с десяток сигарет. – Надеюсь, еще увидимся… Спасибо.

      Неуклюже повернувшись, Тряскин вышел.

      – Пройдемте в ту комнату, – предложил Изволин, – поторгуемся за аккордеон.

      Вошла Пелагея Стратоновна.

      – Темно уже, – проговорила она. – Окна завесить, что ли?

      – Завесь, завесь, – согласился Изволин. – Придется при коптилке посидеть, в наш район света не дают.

      Пелагея Стратоновна принесла коптилку, сделанную из консервной банки, и зажгла фитилек. Коптилка светила тускло, неприветливо: комната сразу