Труп в облаках. Ужасные и мистические истории. Артур Конан Дойл

другой день после завтрака дядя Иеремия пришел в очень оживленное настроение и во что бы то ни стало захотел прочесть вслух «Ченчи» Шелли – произведение, всегда приводившее его в восторг. Копперторн сидел около него, по обыкновению молчаливый, невозмутимый, непроницаемый, за исключением тех случаев, когда он издавал восклицания удивления и восторга. Мисс Воррендер была погружена в свои мысли; раз или два мне показалось, будто на ее черных глазах мелькнула слезинка.

      Я испытывал какое-то странное ощущение, наблюдая за этими тремя личностями и раздумывая над их взаимными отношениями. Я искренно сочувствовал маленькому краснолицему старичку-хозяину, с его странной прической и старомодными манерами, и давал про себя слово, что приложу все усилия, чтобы спасти его от злодеев.

      День этот тянулся невыразимо долго. Заниматься я был не в состоянии и убивал время, слоняясь по саду и по комнате. Копперторн сидел наверху с дядей Иеремией, и я мало видел его в этот день.

      Раза два-три я повстречался во время шатаний по саду с гувернанткой, выходящей в сад с детьми; я каждый раз спешил удалиться и избежать разговора с нею. Я чувствовал, что не смогу во время разговора скрыть внушаемый мне ею несказанный ужас и не показать, что мне известны события минувшей ночи. Она, видно, заметила, что я избегаю ее: встретившись с ней глазами за завтраком, я заметил в ее глазах огонек удивления и злобы. Я поспешил отвести глаза в сторону.

      Днем почтальон принес мне письмо Джона, в котором тот извещал меня, в каком отеле он остановился. Но теперь было поздно: он все равно не поспел бы сюда к вечеру. Тем не менее я счел своим долгом послать ему телеграмму с извещением, что его присутствие крайне необходимо в Дункельтвейте. Ради этого мне пришлось сделать длинную прогулку на станционный вокзал, зато это путешествие помогло мне убить время; я почувствовал большое облегчение, когда услыхал треск аппарата, показавший, что моя телеграмма отправилась в путь. На обратном пути я встретил на повороте в аллею старика Илью, находившегося в очень гневном настроении.

      – Про мышей говорят, что одна приводит за собой целую кучу других, – обратился он ко мне, сняв шляпу. – То же самое можно как будто сказать и про этих черномазых. – Он всегда неприязненно относился к гувернантке – за ее «нахальную физиономию», как он выражался.

      – А что случилось? – спросил я.

      – Да тут все бродит кругом дома какая-то черномазая собака. Я заметил его в кустах и предложил ему проваливать подобру-поздорову, откровенно высказав свое мнение о всей их братии. Уж не насчет ли куриц он метит? Или думает запалить дом и потом перерезать всех нас в кроватях? Знаете что, мистер Лауренс? Я сейчас схожу в деревню и наведу о нем кое-какие справки.

      И он ушел, продолжая ворчать в усы.

      Проходя всю эту длинную аллею, я много думал о рассказанном инциденте. Индус, очевидно, все еще бродит в этих местах. А я совсем и думать о нем забыл во время обсуждения своих планов. А что, если