Три шага сквозь время. Александр Фесик

деревни Ореховка был трактирщиком, на чьём постоялом дворе не брезговали останавливаться даже княжьи дружинники. Как и всякий трактирщик, за словом в карман он не лез. Но сейчас, стоя у избы колдуньи, он робел как мальчишка и не решался позвонить в колокольчик.

      Его сомнения разрешились сами собой, когда дверь открылась и на крыльцо вышла рыжая девчонка, остригшая волосы так коротко, будто её отправили в монастырь за постыдное деяние. Но несмотря на её чудной вид, многие парни втайне желали зазвать её с собой прыгать через костёр в Духову ночь. Если бы им, конечно, хватило храбрости, в чём староста сильно сомневался.

      – Что стоишь столбом, Стах Мирыч? Иль заколдовали тебя за болтливость? Так ты только кивни, мигом расколдую.

      В уголках глаз колдуньи собрались озорные морщинки, и Стах выдохнул – стало быть, не гневается.

      – Никак нет, госпожа Анфиса. Я по делу, очень важному.

      – Коль по делу, так проходи – нечего у дверей маяться. И не смей меня госпожой называть. Просто Анфиса я.

      Староста поспешно закивал.

      В сенях у колдуньи стоял густой запах трав, связками свисавших с потолка. Идти приходилось осторожно, чтобы ничего не зацепить и не опрокинуть. Зато в горнице оказалось светло и просторно. Дремал на печи рыжий кот, на окнах – в которых блестело настоящее стекло, а не бычий пузырь – висели искусно сотканные занавески.

      Староста сел на лавку и покорно ждал, пока колдунья спустится в погреб и вернётся оттуда с кувшином кваса.

      – Пей, – приказала она, протянув ему холодную глиняную кружку. – В самый раз в такой зной. А потом расскажешь, зачем пришёл.

      – Беда у нас, госпожа Анфиса, – сказал Стах и поспешно отхлебнул из кружки. – Посевы гибнут. Видать, осенью голод будет.

      – Какая ещё беда? Говори толком! Пожар случился? Саранча прилетела?

      – Ни то, ни другое, госпожа. Повадилось к нам с Поганых болот чудище змееголовое приползать. Подкарауливает баб в поле и набрасывается, двоих уже разодрало.

      – Как разодрало? – ударила кулаком по столу колдунья. – Насмерть? И ты всё это время молчал, дурак?!

      – Не гневайся, госпожа, – староста упал на колени. – Не знали мы, что это чудища проделки. Думали, медведь-людоед завёлся. Да только со второй бабой внук в поле был. Она его заслонила от Змея, тот и не заметил, как мальчонка в траве схоронился. Весь день там пролежал, не шелохнувшись, а ночью из укрытия вылез. Пришёл в деревню бледный, глаза круглые и слова вымолвить не может. Едва дознались, в чём дело.

      – Так-так-так, – девушка принялась расхаживать по комнате. – Мальчишку ко мне ведите. Как звать его?

      – Май.

      – Мая, значит, скорее ко мне.

      – Хворый он, не дойдёт. Как вернулся, с лавки-то и не вставал, – возразил было староста, но тотчас осёкся.

      – Быстро ко мне, я сказала! – такой злости на лице колдуньи староста раньше не видел.

      – Бегу, госпожа, – вскочил он. – Только насчёт Змея… нам бы богатыря вызвать.

      – Сама знаю, болван! Будет вам богатырь, и не один. Ох, доберутся они до этого Змея…

      Колдунья