Дай мне руку. Елизавета Рождественская

своих чувств. Он ничего ей не скажет, лишь ударит той же плетью и благородно даст ей возможность разорвать помолвку, отменить свадьбу, заклеймить его как последнюю скотину и уйти плакать в объятия мамы с папой. Он выкрутится, компенсирует отцу убытки и пойдёт по жизни дальше, только без розовых соплей, в которых он топил свой мозг последние полтора года. Пора повзрослеть.

      Ян сделал ещё несколько звонков, заказал на дом шампанское, фрукты, цветы и занялся рабочими вопросами. Впереди ждала длительная командировка, и, судя по всему, ждала именно его.

      Глава 2

      Настя медленно приоткрыла один глаз и прислушалась. Мерно тикали часы, за стеной звенели рюмки, слышались пьяные голоса.

      – Сань… она… такая была…

      Звук льющейся жидкости. Стук бутылки о стол.

      – Да знаю, Толь. Надька золотая баба была.

      Звон рюмок. Пьют.

      – Порой тресну так, что кости хрустят, а у неё в глазах любовь, Сань… Говорит: «Толюшка, ну ты что, успокойся…» Дрянь… И так паршиво, убить готов, Сань…

      Настя сдавленно всхлипнула. С трудом выбравшись из-под обмякшей особи мужского пола, она отползла к стене. Тело ломило, и дико жгло в области живота, на щеке алел синяк. Девушка закрыла глаза. Пять минут. У неё есть пять минут. Вздрогнув от стука за стеной, она вскочила и судорожно начала собираться. Натянула спущенные джинсы, толстовку, схватила дорожную сумку, приготовленную накануне, рюкзак и открыла дверь на балкон. Обернувшись, она в последний раз окинула взглядом комнату, в которой прожила девятнадцать лет. Старые розовые обои в цветочек, стол, за которым она делала уроки, заваленный учебниками и несбывшимися надеждами, кресло-кровать с горой мягких игрушек… и мужчина, лежавший ничком на полу, в осколках разбитого стекла.

      За стеной послышались крики. Начиналась самая интересная часть посиделок. Настя сморгнула подступившие слёзы и перекинула ногу через балконное ограждение. Раз, два, три. Асфальт больно ударил по пяткам. Она подхватила валявшиеся вещи и отскочила к кустам. Сердце бешено колотилось о рёбра. Раз, два, три. Улица, поздний автобус, большая и незнакомая Москва. Впервые она ночевала на вокзале, было страшно, но не страшнее, чем дома.

      Затем были поиски знакомых по смятой, выцветшей бумажке. Сборы, оформление нужных документов и аэропорт. Забившись в угол у окна, девушка наконец выдохнула, закрыла глаза и дала волю слезам. Они лились, обжигая щёки, растворяя память о её прошлой жизни, которой больше нет. Перед глазами замелькали картинки.

      Вот она едет у папы на шее и ест мороженое, липкая капля стекает по локтю и падает папе на нос. Они весело смеются, а у мамы на щеках появляются счастливые ямочки. Вот она с мальчишками гоняет на великах, они забираются на чужую яблоню и объедаются зелёными недозрелыми яблоками с солью из спичечного коробка. Вот отец приезжает из командировки и привозит ей плюшевую синюю собаку, а мама нежно обнимает его.

      Папа