Бортоломео. Натиг Расулзаде

старики, сидя в чайхане, покуривая дешевые сигареты, в ожидание, когда остынет чай. – Мы народ ленивый, медлительный, не привыкли далеко ходить, любим пользоваться тем, что поближе: деремся с двоюродными братьями, женимся на двоюродных сестрах…

      Так что, в этом отношение, вроде все пока было в порядке вещей. Село было далеко от приграничной с соседней республикой-агрессором полосы, но напряженное военное состояние, точнее – противостояние, в котором находилась страна, естественно, ощущалось и тут, очень даже ощущалось: молодые люди, ушедшие на военную службу из села и прослужившие в прифронтовой зоне возвращались раненными снайперами противника, один из них с ампутированной ногой, двое получили смертельные ранения и скончались от пули врага, все не желавшего угомониться на чужой захваченной земле. И сыновья Джавида воевали, не явились исключением: младшие из них, несмотря на то, что к началу войны их возраст перешагнул призывной, добровольцами пошли на войну, чтобы отвоевать захваченные врагом земли, и счастливо воевали, ничего с ними не случилось, ангел хранил их. Но война есть война, ничего в ней радостного не может быть, она приносит только печаль и страдания, и эта новая война естественным образом стирала и отодвигала в далекое прошлое воспоминания Джавида о той, большой войне, где он много пережил, где побывал в плену, где совершил побег из концлагеря фашистов, где попал в итальянское сопротивление, нашел друга и вместе с ним, плечом к плечу храбро, с честью сражался с фашистами, сражался, как за свою землю, за свою свободу, за что и поплатился после окончания войны, арестованный как дезертир, попавший в окружение, в плен, пришлось отсидеть в лагерях и за это; но вскоре положение изменилось, реабилитировали, амнистировали, выпустили… Не могу понять, к чему в то, что собираюсь рассказать вторгся подобный публицистический тон… да ладно… Итак, о чем?..