Династия для одного. Мария Михайловна Мансумова

о том, что имеет значение только для него:

      – Я думаю, вы знаете, что я покровительствую Танбури Джамиль-бею. Уже всё готово к записи первой пластинки этого поистине великого турецкого музыканта. И запись запланирована как раз на те дни, когда проводится съезд дерматологов. Я уже дал слово, что лично буду присутствовать на записи.

      Бурханеддин усмехнулся и, поправив галстук, высокомерно произнёс:

      – Пустая трата денег и бесценного времени. И запись пластинки, и помощь музыкантам. Они же сброд!

      Сказанное любимым сыном Абдул-Хамида не удивило Зияеддина. Подобные слова он слышит каждую неделю. Кто-нибудь из династии считал своим долгом отчитать Зияеддина за вторники, дарующие ему желание жить. «Да что бы ты понимал», – подумал он, опуская голову. На ковре, тускло поблёскивая, лежала запонка. Он искал её уже какую неделю! «Ах, Эльма! Ну вот как было можно так убирать, что в кабинете на первый взгляд – идеальнейший порядок, а запонка-то лежит! На самом виду!» – подумал Зияеддин, поднимая потерянную вещь и убирая во внутренний карман пиджака.

      – Как сказать, – возразил тем временем старшему брату Нуреддин. – Музыканты из военного оркестра «Мехтер»…

      – Это лишь красивая легенда, – перебил Бурханеддин, поднимаясь с кресла.

      Брата – привёл, что хотел – сказал. А теперь уходит, не обращая внимания на то, что разговор ещё не окончен и собеседники не против продолжить общение. «Как это в духе их отца», – подметил Зияеддин, поспешно занимая освободившееся место.

      – А что насчёт оркестра? Мне очень интересно послушать, – наблюдая за реакцией Бурханеддина, спросил Зияеддин.

      Бурханеддин усмехнулся, но обрывать разговор не стал. Он подошёл к окну и начал рассматривать доступный взгляду Константинополь.

      – В детстве про них много слышал и тоже думал – легенда, что-то из прошлого, – довольный оказанным вниманием, рассказывал Нуреддин. – Но нет, с началом войны оркестр восстановили. И это спустя почти сто лет! Ведь корпус янычар разогнали вместе с музыкантами. Я лично видел, сталкивался с ними в сражении под Харбином. И тогда понял, почему их музыку называют символом суверенности и независимости. Я сам ощущал, как от звуков музыки оркестра «Мехтер» появляется сила и смелость. Словно они нас околдовывали магическими звуками, лишая слабостей. А когда они пели «Рахим Аллах, Керим Аллах», («Милосердный Господь, Благостный Господь») боль словно утихала. И как можно отступить и поддаться боли, когда знали: мы идем в бой за знамя, развевающееся над оркестром! Наш командир говорил, что эти звуки – молитвы наших родных и близких. Это последние вздохи шахидов, проливших кровь за независимость нации. Это плач нерождённых детей, которые должны видеть только славу и величие Оттоманской армии. И это… это было прекрасно! Музыка несла нас вперёд, словно на крыльях. Поднимала, когда падали. Воодушевляла, когда готовы были сдаться. Нет, брат мой, музыка –