Так было. Воспоминания. Деревенские истории. Александр Иванович Фефилов

что он слишком счастлив, потому что умеет сравнивать. Мы забываем, что единственное счастье на земле – это жизнь, какая бы она не была. Жизнь, как говорят, это божий дар и с этим надо считаться.

      Как только я появился на свет, юная медсестра поспешила исполнить свой долг и обрезала пуповину. Все как полагается по их медицинской инструкции. Но! Обрезала коротковато. От пупа у меня осталась глубокая ямочка, которая долгое время не заживала. По вине неопытной медсестрички я остался без полноценного пупа и до сих пор живу с пупочной дырочкой. Насколько помню, из пупочной ямочки в детстве у меня постоянно выходили нитки. По-видимому, их было так много, что, если сейчас поковыряться в собственном пупе, можно еще обнаружить их остатки. Это не шутка. А если и кто воспринимает это как шутку, то не следует забывать, что в каждой шутке есть доля правды.

      После процедур медицинских и гигиенических меня передали в руки бабушке Лепестинии. По рассказам, она унесла меня на печь и положила на лапоть. Не знаю, что это за ритуал. Может быть, на печи было тепло и мне просто необходимо было обсохнуть. Кто-то говорил мне, что бабки делают это с одной единственной целью – чтобы ребенок спокойно и крепко спал. Кстати, есть такой вятский фразеологизм – «спать на отопках». Второе, что было совершено со мной – это правка черепа, придание ему соответствующих форм. Вероятно, это делалось в бане. Если бы я мог посоветовать бабке сделать мне эпическую, яйцевидную конфигурацию черепа, т.е. с большим бугром на затылке! Возможно, я был бы сейчас большим писателем. Но, мне конфигурировали череп в соответствии с природой, по образу и подобию черепов «Фефиловщины».

      Там же в бане мне поправили одну ножку, которая показалась моим предкам чуть короче другой. Моя мама объясняет данный факт не отклонением от природы, а прыжком с крыши в беременном состоянии. Дело в том, что здание Осипинской школы, бывшего поповского дома, очень высокого, с большой террасой, под тополями, было так расположено, что его всегда заносило снегом. На крыше скапливались огромные, обледеневшие массы снега, которые грозили подмять под себя крышу и свалить террасу (что в прочем и произошло, когда мне уже было 13 лет). Когда я был в утробе, моя мама возглавляла расчистку крыши от снега и непосредственно разгребала сама, и в один «прекрасный» момент скатилась по скользкой кровле сверху вниз. Я не уточнял, произошло это случайно или ей просто захотелось прокатиться. Ученики школы разных поколений делали это с удовольствием. Когда я подрос, я также неоднократно катался на фанере с крыши в снег, сначала рыхлый и мягкий, потом в утрамбованный и твердый (до скрежета в затылке). Короче, моя пятка была слегка сдвинута в сторону из нормативного положения, что и производило впечатление, будто одна нога чуть короче другой.

      Все были, конечно же, рады моему рождению. Говорят, особенно радовался дед Федор. Я не был его первым внуком, но, по-видимому, приглянулся.