О цветах, запретах и запертых дверях. Виктория Гусева

с долей скорби в голосе дала оценку моей жизни подруга и заказала себе еще бокал шампанского.

      Мне пора было возвращаться на работу. Я попрощалась, поблагодарила за экстравагантный подарок и поспешила в магазин за мятной жвачкой. Пить в обед шампанское, безусловно, приятно, но может быть рискованно для карьеры. То ли я неплохо подзарядилась от подруги, то ли во мне еще плескались капли безудержного веселья от бокала шампанского, но после обеда мне удалось отвлечься от всех этих странных мыслей и ударно поработать.

      После работы я забрала детей, и, пока они весело щебетали о чем-то своем на заднем сиденье, задумалась. В памяти начали всплывать обрывки моего сна. Маленькая счастливая художница, протягивающая мне свою кисть. Ее лицо, скорее глаза казались такими знакомыми. Почему она была в спальне бабушки? Вдруг в голове появилась картинка из прошлого: я, такая же маленькая, как девочка из моей шкатулки, рисую на мольберте у бабушки в комнате. Резкая боль пронзила грудную клетку, что-то там внутри сжалось так сильно, что у меня перехватило дыхание. Я пронзительно вскрикнула, чем испугала детей.

      – Мамочка! – закричала Оля. – Мама, ты в порядке?!

      – Мама, мама, – подхватил Рома и начал трясти меня за плечо.

      Я начала тормозить и свернула на обочину. Дети не на шутку взволновались, Оля начала плакать. Воздуха не хватало, при каждом вдохе боль в грудине становилась невыносимой. Я отпустила руль, откинулась на сиденье и попыталась выровнять дыхание. Раз, два, три, четыре – считала я про себя, стараясь сделать вдох поглубже. Через минуту мне удалось наконец расправить легкие и нормально вдохнуть.

      – Все в порядке, – я с трудом улыбнулась детям. – Не плачь, милая, просто кольнуло что-то.

      – Мама, ты точно в порядке? – спросила дочь, вытирая слезы.

      – Да, Олечка, все нормально, – соврала я, сама не понимая, что произошло.

      – Мама, ты можешь вести машину? – серьезно поинтересовался сын.

      – Дети, прекратите панику, – сурово сказала я, пытаясь привести их в чувства, – со мной все в порядке, просто колика небольшая.

      Детям не оставалось ничего, как поверить мне. Они притихли и остаток пути не сводили с меня своих обеспокоенных взглядов. Тишина была мне сейчас необходима, чтобы обдумать уже новую мысль, кажущуюся просто дикой и невозможной. Неужели девочка из моей шкатулки – это я? Но я совершенно не помню, чтобы я в детстве в принципе рисовала. Даже абсолютно уверенно могу сказать, что я вообще не рисовала. В доме родителей не было ни одного моего рисунка. Обычно родители маниакально завешивают все стены детскими рисунками, но не мои, потому что моих рисунков не существовало. Это может показаться странным, ведь все дети рисуют, но не я. Краскам и кистям я предпочитала мозаики и конструкторы, которые собирала без конца. И это я помню прекрасно. Был лишь один способ убедиться в истинности моих воспоминаний. Я набрала номер мамы.

      – Мама, привет. Мы завтра заедем с детьми к вам на обед, ок?

      – Привет,