Российский колокол №1-2 2016. Коллектив авторов

могут рассказать певцу многое о давнем времени, о людях былинного прошлого, о чудесных знамениях и пророчествах.

      Вода у Кан всегда течёт, животворит, утоляет жажду и вместе с землёй дарит крестьянину хлеб. Это – пресная влага, которая, даже собираясь в море-водохранилище, кардинально отличается от стихии морской, горьковато-солёной. Собственно моря в стихотворениях поэтессы нет. И если в какой-то строке вдруг появится солёная влага, она окажется тёплой женской слезой, ещё одной приметой стоического русского быта.

      В стихотворении «Не похвалялся, едучи на рать…» солдат, вернувшийся с победой в отчий дом, испил чистой колодезной воды.

      «Вкусна водица!» – крякнул и как есть

      всего себя он окатил водою —

      живой водой, что водится лишь здесь:

      колодезной, родимой, ключевою.

      Она текла, беспечна и вольна.

      Он текла-текла, не утекала.

      Не только по усам текла она,

      но золото медалей омывала.

      Не зря живой в народе прослыла —

      она бальзамом врачевала раны.

      И мёда слаще та вода была,

      что венчана с родной землёй песчаной.

      Она роднилась с солнцем и тогда

      высокой тучей в небо поднималась…

      Стремилась в Волгу отчая вода,

      текла сквозь пальцы, в руки не давалась.

      Таинственная родовая стихия, вода связывает землю и небо, касается человека, омывает его, но в руки не даётся, потому что является чем-то изначально живым, в отличие от любого иного предмета, даже луговой травы. По сравнению с измученным цивилизацией человеком, бег речной воды кажется мудрым и наивным одновременно.

      Степнячка-гордячка, смуглянка-дикарка,

      сестра-исповедница плачущих ив,

      ты не расплескала, Сухая Самарка,

      сквозь мудрость столетий свой детский наив.

      Прощальный венок с безотчётной любовью

      дарю тебе, сняв со своей головы —

      подёрнутый охрой, забрызганный кровью

      и тронутый золотом поздней листвы.

      Кореянка по отцу – советскому офицеру, поэтесса роднится с землёй через воду, ибо реки связывают народы и территории, языки и обычаи. По её словам, кан – это древнее обозначение реки вообще, широко распространённое в Южной Азии.

      Раньше, двигаясь наугад, порою «путеводной звезде вопреки», её лирическая героиня выходила «к пересохшему руслу умершей реки». Теперь же у Кан не найти мёртвых рек и морей, в её очень предметных строках – огромное количество природной воды, с которой связаны движение, утоление жажды, звуки жизни… И здесь – реальное присутствие биографических азиатских корней: с годами они напитываются влагой больших и малых русских рек.

      У Дианы Кан речной говор перекликается с песенным словом, и шире – с народной речью. Поэт одухотворяется этой языковой средой, её сокровенной правдой, исповедальной как в мистическом, так и в земном