Великий герцог Мекленбурга. Иван Оченков

одетых слуг, один из которых держал белый флаг, а другой трубил в горн.

      – Что вы так шумите! – закричал я полякам во все горло. – Да еще в такую рань: тут, может, люди спят еще, а вы трубите в вашу глупую дудку.

      Шляхтич, похоже, слегка растерялся от несуразности моих слов, но затем взял себя в руки и стал отвечать:

      – Я – хорунжий панцирной хоругви перновского каштеляна пана Петра Стабровского! Меня зовут Мацей Волович, шляхтич герба «Богория».

      – Весьма рад знакомству, пан Мацей! – отвечал я ему. – Но я все же не понимаю – зачем вы так шумите?

      – Пан каштелян послал меня с посланием к пану герцогу… А вы кто такой, черт вас дери?!

      – Что же, поручение пана каштеляна – это веская причина, а что же он сам не приехал?

      – Езус Мария! – стал терять терпение пан хорунжий. – Да кто вы такой, чтобы говорить такие вещи! Сообщите же о моем прибытии пану герцогу.

      – Что вы так нервничаете, пан Мацей? Нет никакой нужды никому ни о чем сообщать. Я вас и так выслушаю, так что выкладывайте, какого нечистого надобно пану каштеляну от моей скромной персоны.

      – Матка боска! Так вы и есть пан герцог, а я-то подумал, что говорю с кем-то из его рейтаров. Пан герцог, у меня к вам послание от пана каштеляна, уж будьте любезны, примите его.

      – Да запросто! Эй, вы там, внизу, ну-ка примите письмо у посланника! А может, вы, пан хорунжий, хотите попользоваться моим гостеприимством? Так заходите вместе с письмом, подождете, пока я ответ напишу.

      – О, благодарю, ваше королевское высочество, за приглашение, но у меня нет приказа дожидаться ответа, так что я вынужден отклонить ваше любезное приглашение.

      – Как хотите, пан Мацей.

      Стражники подали мне письмо, и я смог отправиться домой. «Наконец-то отдых после тяжкого труда», – подумал было я, но, увы, проблемы только начинались.

      Едва я переступил порог воеводской резиденции в замке, на моей шее повисла юная пани Агнешка Карнковская и стала осыпать мое лицо поцелуями, захлебываясь слезами и причитая при этом:

      – Вы живы! Слава всевышнему, с вами все в порядке! Я бы умерла, если бы с вами что-то случилось.

      Встречавшие меня прочие дамы во главе с баронессой фон Фитингоф, а также пан Теодор застыли от увиденной картины, как громом пораженные. Я тоже находился в состоянии полной прострации и не сразу догадался снять с себя плачущую девушку. Наконец тишина стала просто гнетущей, и я не нашелся ничего лучше, как сказать:

      – Дитя мое, а вы часом меня с паном Болеславом не перепутали? Если что, он тоже жив, хотя и с трудом избежал гибели сегодняшней ночью.

      Агнешка немного отпрянула от меня и застыла, как изваяние. В ее широко распахнутых глазах подобно брильянтам сверкали слезы, а губы дрожали, но при всем при этом она была прекрасна, как никогда.

      – Я перепутала вас? Да я скорее умру, чем променяю вас даже на сто каких-то панов Болеславов. Я не знаю никакого Болеслава. В моем сердце только вы, и больше нет никого. Вы воздух, которым я дышу, вода, которую я пью, вами одним я живу. Вы утром посмотрите