Чекистские фантазии. Олег Северюхин

рублей. И это тоже кончилось?

      – Тебе сколько лет-то, хозяюшка? – спросил я.

      – А тебя не учили, что у женщины некультурно спрашивать о возрасте? – обиделась женщина.

      – Учили. Так сколько тебе лет? – твердо спросил я.

      – Мне? Ну, сорок. А что? – с вызовом ответила хозяйка.

      – Ничего, а мне семьдесят, – предупредил я ее.

      – Ну да? Ты же молодым такого фору дашь, что только держись, – восхищенно сказала она.

      – Вот тебе и да. Думай, нужен я тебе такой или нет? – улыбнулся я.

      – Нужен, нужен. Я тебя никому не отдам, разве что сменяю на дефицит какой-нибудь, – и хозяйка весело засмеялась.

      – Ты лучше расскажи, аресты сейчас производятся или нет? – спросил я.

      – Да как всегда, – сказала женщина. – Начнет человек что болтать, так его ночью и увозят. А так нас никто не трогает. Кому нужен трудящийся человек? Если кто на мою жилплощадь глаз положит, так я его быстрее телеграфа кому следует сдам, скажу, что он запрещенные книги читает, а книг этих у каждого в чуланах да на чердаках сколько угодно найти можно. У каждого в макулатуре лежит Горбачев с его новым мышлением и перестройкой.

      – А что сейчас можно и что нельзя? – заинтересовался я.

      – Все-то тебе интересно. Не трогай в разговорах лидера нации и его партию, и жив останешься, – просто сказала она.

      – Из лагерей-то люди возвращаются? – как бы мимоходом спросил я.

      – Черт его знает, – пожала плечами женщина, – как-то не интересовалась этим вопросом. Потом, если так интересно, узнаешь у знающих людей.

      Узнаю знакомое государство. Как только появляется дефицит, так сразу появляется теневое государство, которое само жрет от пуза и дает возможность жить и другим. Не всем, а кто нужен этому государству.

      По совету хозяйки я отпустил усы и удлинил бакенбарды. Седину красил импортной краской. Точно импортной. Свои заводы позакрывали как нерентабельные, зато начали завозить минимальное количество других красок, чтобы обеспечивать ими нужных людей.

      Все получилось, как на картинке. Как-никак, а три недели из квартиры не вылезал. Смотрел телевизор, писал стихи. Телевизор совершенно не давал известий о том, как мы живем, а иностранных новостей было мало, в основном о беспорядках в пригородах Парижа, забастовках железнодорожных служащих в Германии, расстреле школьниками своих соучеников и преподавателей в Америке, о катастрофе «боинга» в Латинской Америке, о государственном перевороте в каком-то государстве Африки и все эти ужасы на фоне спокойной и безмятежной жизни в России, где только что отремонтировали путепровод через сибирскую реку и начали выпускать новые тепловозы в городе Горьком.

      Потом мы сходили в фотографию. Меня сфотографировали огромным студийным фотоаппаратом с использованием фотографических пластинок, тут же ее проявили и отпечатали шесть фотографий для паспорта и шесть фотографий для пропуска с уголком.

      – Ниночка, для вас всегда и с большим удовольствием, –