Визионер. Женя Гравис

а ишь, пригодилась. Он про девочку и забыл сразу, давай с лошадкой играть.

      – Одной проблемой меньше. Лев, как там наше анкетирование?

      Вишневский разложил перед собой разношёрстные анкеты.

      – Неплохо прошло. Из шестидесяти номеров заняты были двадцать восемь. Ну или двадцать семь, не считая люкса Барышкиной. Пятеро ещё спят, решили пока не будить, взяли на карандаш. Остальных опросили всех. Сомнительных постояльцев я отдельно отложил, потом подробнее их изучим. А в остальном, боюсь, мало полезной информации. Ночного шума и подозрительных персонажей никто не слышал и не видел. Если жалобы и есть, то какие-то несущественные. Или полная бессмыслица.

      – Например?

      – Даму из триста второго раздражает бордовый цвет портьер, «вызывает ужасные мигрени», просила особо подчеркнуть. Фабрикант из триста десятого подозревает, что метрдотель – немецкий агент, потому что после работы пьёт пиво. А пожилая мадам из двести двенадцатого жалуется, что колёсики сервировочных тележек отвратительно скрипят.

      – Погоди-ка. Двести двенадцать – это же напротив того самого люкса?

      – Почти. По диагонали. Из ближайших к нему номеров он единственный был занят, остальные пусты.

      – И что там про скрип? Есть подробности?

      – Сейчас зачитаю: «Настоятельно прошу смазать ресторанные тележки, они издают гнусный скрип. Не далее как вчера около полудня, когда я выходила из комнат, у номера люкс с этим гадким скрипом проехал официант. Я, разумеется, сделала ему замечание по поводу звука, но этот отвратительный брюнет даже головы не повернул. Прошу немедленно разобраться с воспитанием персонала и ужасным скрипением!»

      – Стоп. Барышкина же как раз заказывала завтрак около полудня?

      – Так и есть.

      – Где тут допрос официанта? Ага, вот он. «Доставил в полдень в нумер двести семнадцать завтрак для мадемуазель Павловой: расстегаи с грибной икрой, осетрину в сметане, тартины с костным мозгом, чай, фрукты. Артистка выглядела прелестно, улыбалась, дала двугривенный на чай, дай бог ей доброго здоровья. Тележку просила оставить, сказала, мол, накроет позже сама. После этого вернулся в ресторан, где и был до конца смены».

      – И что не так?

      – А то. – Митя ткнул в верхнюю часть листка, где проведший допрос полицейский записал особые приметы официанта. – «Никита Нилов, двадцать восемь лет, метр восемьдесят, плотного телосложения, блондин». Блондин, чёрт возьми!

      – Ох ты ж…

      – Надеюсь, он ещё тут. В арестантскую его, в «холодную». Может, освежит память.

      Глава 8,

      в которой происходит второе безумное чаепитие

      – Но он меня вдруг покинул, оказался он подлецом,

      И только горькие слёзы вспоминают его лицо…

      Княгиня Фальц-Фейн читала нараспев, прижав правую руку к сердцу, а левой грациозно взмахивая в такт словам. Декламация продолжалась уже почти полчаса