Дитеркюнхель. Хельги Йожич

Витольда действительно жила рядом, а вовсе не той улице, где собрались самые заносчивые дома Линсена.

      – Как поживает Хильда, девочки?

      – Хильда вернулась из Венеции, в хорошем настроении, привезла какие-то вазы и новые платья: два себе, потом Эмили и Кларе. Золушка у нас младшая, ей-то всё от сестёр достаётся, это очень удобно, и думать не надо. А потом – сорванец сорванцом, то в саже вымажется, то на забор залезет. Зато уж такая помощница растёт, два раза ничего просить не надо, – лесничий обнял дочку за плечи. – Золушка, ну что мы купим?

      Конечно же абрикосы в глазури, Золушкины любимые. Для Хильды – марципановое пирожное в виде цветка лотоса, для старших дочерей – коробочка с шоколадом.

      Тут придётся объяснить, что Хильда приходится Золушке мачехой. Родная мама девочки умерла от болезни, ну а два года назад зажглась счастливая звезда этой вот бойкой дамы. Вот уж кому повезло, так повезло. Это же целый роман можно написать, как вдова спившегося и попавшего под несущуюся колесницу подмастерья осталась одна с двумя дочерьми и вдруг смогла женить на себе не кого-нибудь, а самого королевского лесничего. Вместо замаячившей жизни в бедном приюте или на городской свалке, у неё теперь прекрасный дом, собственный экипаж, красивые платья. И даже балы в Королевском дворце и самых богатых домах теперь тоже для неё. Единственная помеха – трудно каждый раз упрашивать мужа-тихоню выбраться куда-нибудь в высокое общество, но постепенно научилась и этому.

      Хильда с самого начала искренне пыталась быть хорошей матерью для Золушки, но как-то всегда не удавалось. Всё-таки Эмилия и Клара были такие же как она, были немножечко ею самой, а Золушка сияла глазами бывшей жены Витольда, и тот таял, узнавая этот блеск. И это особенно выводит из себя. Ещё и постоянное подростковое упрямство. Взять, хотя бы, тот случай, когда падчерица просыпала чечевицу в золу. Просто в сердцах ей крикнула, мол, теперь сиди и перебирай – хоть до ночи! Не жалко, конечно, чечевицы, всегда можно послать слугу, чтобы купил ещё. Но ведь нет, чтобы извиниться – сидела и целый вечер ковырялась. Вся в золе, в саже с головы до ног. Вот, мол, смотрите, я сделала. После этого её Золушкой и назвали, хотя стоило бы назвать Упрямой Ослицей.

      А эти её постоянные танцы по дому. Ну ладно бы менуэту училась или ещё чему полезному. Руки раскинет, кружиться начинает, то потом разбежится – прыгнет. И всё под нос что-то напевает. Минуты спокойной нет.

      Когда Витольд и Золушка расплатились за сладости, тётушка Геральдина задержала их рассказом о своём новом подопечном, о приключившимся с ним несчастье и о долгом молчании мальчика.

      – Ничего, разговорим, – уверенно заявила Золушка и, помахав кому-то или чему-то рукой, побежала за отцом, высоко взбрыкивая ногами, пока, наконец, не повисла на его руке.

      ***

      Солнечные лучи настойчиво щекотали закрытые веки, заставляя проснулся и оставить удобную кровать. Залетевший в комнату прохладный утренний ветерок словно кот играет