Воевода ертаула. Полк конной разведки. Юрий Корчевский

вышел хозяин с боярыней. Хозяйка держала в руках ковш, боярин же спустился на пару ступенек лестницы и замер.

      Подойдя, я поклонился, принял из рук боярыни ковш, выпил теплого сбитня и перевернул ковш, показывая, что он пуст.

      – Гость в дом – радость в дом, – пробасил Морозов.

      Меня провели в сени, шустрый слуга в сенях принял мой тулуп. Пройдя в горницу, я перекрестился на образа.

      Боярыня сразу ушла, мы же с хозяином присели.

      Внешне Морозов производил благоприятное впечатление – дородный, но не толстый; волевое лицо с аккуратно подстриженной бородой, на голове – тафья. А вот на поясе, к моему разочарованию – ничего: ни сабли, ни ножа.

      Начали разговор с погоды – де морозы держатся уже десять дней, не спадают, снегу выпало много, и похоже – урожай хороший намечается, если весной заморозков не будет.

      – Так что за дело ко мне, боярин?

      – Вологодский я, в первопрестольную перебраться хочу, вот люди добрые и подсказали – дом, мол, продать хочешь.

      – Это кто же такое сказать мог? На этом месте, на этой земле дом деда и отца моего стоял. После пожара известного я каменный дом поставил. Дети мои здесь живут, и продавать отчее гнездо я не собираюсь. Надо же – придумать такое!

      – Прости, боярин, напраслину люди сказали. Человек я здесь новый – три дня, как приехал, никого не знаю.

      – Отобедаешь с нами?

      – С превеликим удовольствием.

      Мне надо было задержаться в доме – посмотреть и самому убедиться в том, что боярин – левша. Пока он этого никак не проявил.

      Морозов кликнул слуг, и вскоре стол был заставлен горячими и холодными закусками.

      Мы выпили по кубку вина, закусили. Нож боярин держал в правой руке, используя его для резки мяса и одновременно как вилку – накалывал им куски мяса и отправлял в рот.

      За неспешным обедом хозяин дома расспрашивал меня о Вологде, пытаясь найти общих знакомых, и в какой-то момент я понял – боярин уводит разговор, пытаясь больше узнать именно обо мне. Потому как назвал фамилию дьяка Разбойного приказа в Вологде. Я пожал плечами:

      – Не знаю такого. – Но перечислил ему знакомых бояр, ходивших со мной в боевые походы.

      Отобедав, я надел тулуп и вышел на крыльцо. Боярин пошел проводить и на прощание закинул крючок:

      – Общение твое мне в радость, заходи как пожелаешь. Хоть и познакомились по ошибке нелепой, случайно. А кто хоть тебя обманул так?

      – Боярыня Голутвина, – ляпнул я.

      За секунду до вопроса я даже не подозревал, что могу назвать это имя. Однако эффект получился неожиданный. Боярин левой рукой схватился за правый бок на поясном ремне, где у левши должно было бы висеть оружие, и изменился в лице. Правда, длилось это одно мгновение, и боярин, справившись с эмоциями, придал лицу безразличное выражение – по-моему, даже слишком безразличное, явно переигрывая.

      Любой другой, будучи местным, проявил бы сочувствие к вдове или осудил убийцу, а Морозов лишь процедил:

      – Бабья дурь, хоть она и боярыня.

      Хозяин протянул мне руку и пожал. Крепкая хватка, силушкой