Прихожанка нарасхват. Эллина Наумова

мозг Вика заработал в направлении безошибочного поиска истины. Я сжала кулаки под скатертью и зачастила:

      – Да, я причастна. К тебе. Каждое новое убийство отнимает тебя у меня на часы и сутки. И я в курсе, что твоему отделу перепадают не только самые заковыристые преступления, но и те, которые не раскрыты из-за недобросовестности, тупости и трусости первых сыскарей. Они, спустя рукава, что-то там расследуют, потом оказывается, что в поимке убийцы заинтересовано высокое начальство, дело перебрасывают тебе, и я тебя ни днем, ни ночью не вижу.

      – Польщен твоей горячностью, – усмехнулся Вик. – Соскучилась, тронут. Ты верно уловила, Поленька, начальство заинтересовано. Черт бы его побрал. Убитый был предводителем местных отморозков, растил достойную смену погибшим боевикам из наглой и активной группировки старшего брата. Коллеги из райотдела рассуждали допустимо: одной мразью меньше, и ладно. Но под видом мести за ближайшего родственника живой братец многих закопает.

      Я вспомнила дрожащий голос мужчины, расспрашивавшего меня на заброшенной стройке про встречу с Женей. Значит, это и был его еще не справившийся с горем брат? Как написал один знакомый журналист, главарь преступной группировки, но тоже человек? А не я ли значусь в списке подлежащих уничтожению под номером один? Если стану рьяно выполнять просьбу Вика, собирая сплетни по округе, точно нарвусь. Несправедливость ситуации приводила меня в бешенство. Впервые Измайлов попросил помочь, надеясь найти в принесенном с улицы словесном хламе нечто пригодное для построения стоящей версии. А я боялась даже открыто крутиться во дворе, где жил Женя. Ведь кто-то выследил нас с ним за гаражами. Надо было признаваться Вику. Во всем и срочно. Все равно узнает, тогда пощады не жди. Ему не стыдно «сдать» и Настасью, и Антона. Он свой, родной, вреда им не причинит, просто порасспрашивает немного. А убийство раскроет, кровавую междоусобицу предотвратит. Я на собственной шкуре убедилась в том, что Женин брательник жесток и скор на решения и действия. «Сейчас или никогда», – подумала я и без предупреждения плюхнулась Вику на колени для создания обстановки максимальной доверительности. Он такой игривости не ожидал и зарычал:

      – За что?

      Я расхотела припадать к его груди и надулась. Попыталась гордо подняться, но у Виктора Николаевича сработал хватательный рефлекс. И схватил он меня, как на грех, не за руку, а за ногу. Тут великолепный полковник совершил роковую ошибку. Женщина – существо интимно внушаемое. Достаточно было чмокнуть меня в нос, сказать, будто я саданула ему локтем в солнечное сплетение, и лишь поэтому он не закончил вопрос: «За что такое счастье», снять груз, то есть меня, с колен и поставить по стойке смирно. Тогда Измайлов стал бы обладателем всей известной мне к тому моменту информации. А он опрометчиво полез с нежностями и увлекся. Естественно, у меня не возникло желания отвлекать его признаниями. Кроме того я подумала: «Что он сделает,