Мольбертовый лес. Дмитрий Александрович Лагутин

поверх букв ровную линию. Потом ходил по комнате и бормотал, дирижируя ручкой. Потом повалился на кровать и лежал, закинув руки за голову, глядя в потолок, шмыгая и улыбаясь чему-то – пока не завибрировал на подоконнике телефон.

      – Ты как-то гундосишь, – говорила жена. – Не простыл?

      – Не-ет, что ты, – протянул Никита.

      И поправился:

      – Немножко.

      Жена припомнила, с каким трудом шарфу удалось попасть в чемодан.

      – Купи шапку, – строго сказала она.

      Никита согласился, помолчали немного.

      – Ну что, – спохватилась жена, – тебя разбирали?

      – Послезавтра.

      – Бедненький, волнуешься, наверное.

      При мысли о разборе по спине Никиты побежали мурашки.

      – Нет, что ты, – сказал он, переводя дух, – чего волноваться?

      И чтобы переменить тему он стал рассказывать про то, как вспомнил потешное стихотворение из детства – про мальчика, который съел билет.

      – Я учил его, – говорил он, – классе в четвертом, может, даже третьем. Представляешь? Сто лет не вспоминал, не думал даже – а тут раз! И как на ладони!

      – Это потому что ты поэт.

      Никита смущенно засопел.

      – Я всем в парке рассказываю, куда ты поехал.

      Никита засопел сильнее и перевел тему:

      – Как погода у вас?

      Жена мечтательно вздохнула.

      – Красота. Все в золоте, еще теплее стало.

      Никита посмотрел за окно.

      – А тут ветер – ужас, с Волги… – он запнулся. – Волга – ты себе не представляешь! С двадцать первого этажа! Вид!

      За стеной заиграла музыка, в коридоре послышался топот.

      – Тебе хоть нравится? – спросила жена. – Самому?

      – Нравится, конечно! – тон его потеплел. – Как малыш?

      – Спит. Только уложила – разыгрался, не угомонить.

      На том конце провода взвизгнул и тут же замолчал чайник.

      – Вот, – сказала жена, – пью чай, умываюсь и спать.

      Никита услышал, как скрипнула дверца шкафа, звякнула о сахарницу ложка. Он представил себе светлую кухоньку с окнами на парк, в оранжевых фонарях, чайник на плите, мягкие качельки в углу, вспомнил, как пахнет присыпка, свежевыглаженные пеленки, детский шампунь – и в груди у него сладко заныло. Он стал расспрашивать, ходить по номеру и смеяться – почему-то смущаясь.

      – Ты дописал? – спросила жена.

      Никита, посмотрел на блокнот.

      – Кажется, дописал.

      – Прочтешь?

      Никита взял блокнот, зажал телефон плечом, освободившейся рукой подхватил ручку и, читая, стал ей дирижировать.

      – Очень красиво, – сказала жена, когда он закончил. – Поздравляю, Никиша.

      Никита снова засопел, принялся грызть ручку, шмыгнул.

      – Ты только не разболейся, хорошо?

      Никита заверил, что не разболеется, и они еще какое-то время говорили – обсуждали дорогу домой, меняли одну за другой темы, делились новостями.