Камень, или Terra Pacifica. Георгий Тимофеевич Саликов

набережной Мойки неслось разреженное облако пыли с ближайшей стройплощадки.

      (А тем временем)

      Взгляд его чуть-чуть заострился и остановился на доме, торжественно выступающим своим углом к Невскому проспекту по ту сторону Мойки. В голове у наблюдателя пробежала цепочка умозаключений. Такое у него случается всегда в момент возбуждённого состояния ума. Цепочка мелкими колёсиками звеньев крепко утапливалась в известные события, издавна сменяющие друг друга на углу Невского и Мойки. Сначала там намечалось возведение царского дворца. Даже возня строительная произвелась. Но центром столицы и новых времён угол не стал. Затем, кажется, тут возникло тайное общество «свободных каменщиков». Центр новомодных масонов здесь тоже окреп не столь броско. А потом в углу поселился суперсовременный штаб воинствующих безбожников. Ненадолго. Зато постоянно и не касаясь переменчивости общественных пристрастий, здесь, в недрах углового дома подобно искоркам, высвечивались иные дела, и связаны они со словесностью: квартира Грибоедова, последующие узкие собрания всяческих писательских групп, в течение ста лет плавно переходящих из стиля в стиль. То было раньше. А сейчас там с виду пусто. Ни царя, ни масонов, ни безбожников, ни писателей. Правда, словесность проявляет себя и в наши дни, но в облике вывесок на фасаде, разностильных одновременно. Однако при более пристальном внимании может оказаться, что угол не совсем этак чисто выметен. В нём что-то явно затаилось, и оно подавало некоторые чуть-чуть уловимые признаки своего существования. За недолгое время прохождения цепочки ассоциаций через внутреннее зрение, Грузь даже почти физически ощутил некие волны и пары, струящиеся из окна посередине оштукатуренного каменного угла и расходящиеся по округе. Наверное, это именно они в образе ветра надавили тогда на форточку.

      (Вскоре после того)

      «Не всё ещё выветрилось», – остановил он в мысли поступательный ход исторических событий, беззвучно хмыкнул, отметив многозначительность происшествий во внутренностях угла. Цепочка мысленных ассоциаций продолжала тереться в его сознании. От оценки исторической перспективы он перекинулся к перспективе как таковой, вообще к перспективе всякого рода, пронизывающей человеческое мироощущение: пространственной гравитационной, электромагнитной, прочей и прочей и так далее и тому подобное.

      – Хм, – сказал он вслух.

      Снова глянул на репродукцию «Афинской школы». «Вот, – его мысль скользила по отшлифованной ассоциативной цепочке, – вот мы имеем плоское пространство, лист, а на нём – изображение. Но там работает закон. Закон перспективы. Под его воздействием плоскость превращается в объём. Линий перспективы не видно, они по сути ничто, но всяко присутствуют в качестве закона, заставляют плоскость стать объёмом. Другие линии, столь же невидимые и неведомые, наверное, понуждают сам объём стать четырёх и сколько угодно многомерным пространством.