Камень, или Terra Pacifica. Георгий Тимофеевич Саликов

ург

      ANNO 1991

      (и позже)

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

      ***

      23-го сентября 19… года отставной заведующий отделом райисполкома Пётр Васильевич Панчиков гладенькой, слегка подпрыгивающей походкой двигался по Невскому проспекту, не обнаруживая особого усердия к целенаправленности. Он будто умышленно припрятывал её от посторонних глаз. Иначе говоря, нечаянно освобождённый человек чисто от безделья шёл себе, приближаясь к Полицейскому мосту, и, при совершенном отсутствии внимания вглядывался куда-то сквозь шпиль Адмиралтейства. Вместе с тем, в его настроении, а попутно в жизнедеятельности организма неотступно копилось свежеприобретённое ощущение брезгливости. Однако лицо его не сморщивалось, не пыталось брызгать слюной. Оно вообще силилось выглядеть обычным, на ходу о чём-то размышляющим. Оттого по-настоящему брезгливое состояние Панчикова почти не замечалось людским потоком, восходящим и сходящим вдоль Полицейского моста – этим поздним утром, мягко перетекающим в день. Может быть, только у немногих довольно чутких и добродушных женщин, кои сохранились ещё в наших местах, появлялось в глазах некоторое выражение сочувствия и быстро исчезало.

      Одновременно, без надобности возымев чужеродный неприглядный достаток, отставной высокопоставленный начальник лишался другого приобретения, законного. Того, что он постоянно и бережно хранил на лицевой поверхности. Там у него всегда и привычно для окружающих возлежало блестящее одеяние, доподлинный ореол, свойственный влиятельному чиновнику. Сие убранство представлялось ему вечным. Но теперь оно являло удивительное представление, сравнимое разве с неким обнаружением сущего позора. Оно спадало. Необратимо, слой за слоем, нажитое годами знатное сияние резво, даже стремительно отделялось от лицевой телесности сановника. И, как раз на подходе к Полицейскому мосту, блистательный наряд окончательно снялся прочь. Вся срамота лица прилюдно оголилась.

      Впрочем, прохожих вовсе не оскорбило откровенное бесчестье среди бела дня. Народ этого не видел, продолжая ходить мостом туда-сюда. Сам Пётр Васильевич тоже упустил то мгновение, когда у него что-то отпало, хоть начал испытывать мелкое неудобство, активно шевеля сомкнутыми губами. Он продолжал свой путь походкой беспристрастной и неосознанной умом. А меж тем в организме и в настроении всё нарастало и нарастало желание освободиться от излишней влаги во рту, накопленной радениями свежеприобретённой брезгливости. Но дул ветер и, как назло, прямо в только что означенное лицо. Вот Панчиков и боялся запачкаться.

      Случилось нежданное везение. Когда у отставного заведующего отделом райисполкома завязалось восхождение на вялый горб Полицейского моста, ветер своевольно сменился и с ускорением потянул этаким затяжным порывом со стороны Гороховой, подняв небольшое облачко пыли с набережной Мойки. Пётр Васильевич быстро догадался: если он вовремя отвернётся от бесцеремонного ветра, то, пожалуй, избавит своё вроде бы не замечаемое, но совсем голое лицо от натиска пыли и всё-таки – сможет, наконец, оправить рот по ветру прямо в Мойку. Таким образом, появился шанс избавиться от обеих неприятностей – внешней и внутренней. Он без промедления, уверенно ухватился за перила моста, намереваясь воплотить в жизнь полезную мысль. И определённо бы воплотил. Но его глаза увидели в воде бутылку, легко плывущую против обычного течения рядом с гранитом берега, что мгновенно создало в сознании Панчикова плавную остановку.

      Сцена с предметом неживым и немеханическим, но плывущим против течения, сначала, вместе с настороженностью, вызвала в бывшем государственном муже краткое, но вполне здравое изумление. А затем она открыла внутреннему зрению Панчикова параллельную череду его прочих устойчивых чувств, помимо известной нам свежей брезгливости вместе с сиюминутной настороженностью. Меж них само себя неожиданно вытолкнуло на поверхность одно хоть актуальное чувство, но далеко не самое острое – слабая такая тоска, точнее забота: он вспомнил о необходимости отоваривания талонов на крепкие спиртные напитки. Кроме того, к этой заботе прицеплялось ещё одно свежеиспеченное ощущение, которое правильнее назвать сущей безделицей, побочной досадой. Но оно пробиралось в один из уголков души, накапливало там отягощение. Обнародовано постановление теперь бывших его коллег по исполкому. Постановление предписывало прилагать к талону, этакому картонному праву покупки крепкого спиртного напитка – ещё порожнюю бутылку. Иначе талон не отоваривается. Отсутствие посуды автоматически угрожало праву стать невостребованным. Месяц заканчивался, и если не поспеть с отовариванием, талон, очень похожий на железнодорожный билет недавнего времени, обратится в пустой картонный прямоугольник, такой же, что у пассажира, печально провожающего взглядом его ушедший поезд. Оттого на всецело обнажённое лицо, скрывающее чувство брезгливости, откуда-то сбоку пала тень совсем никчёмной угрюмости. Сие обстоятельство бесповоротно дополнило выделение влаги во рту ровно в тот момент, когда отставной заведующий взошёл на Полицейский мост и увидел в Мойке бутылку.

      Так, на почве общей неприятности, заподозрив неладное в движении посуды против течения рядом с гранитом берега, Панчиков одновременно и к удивлению своему