Хитрый пройдоха. Волков Максим

удовлетворяло ее воспаленным чувствам, разум был здесь неуместен.

      Когда я узнал, какую именно она хочет собаку, я все же в угоду привычке немного посопротивлялся, впрочем, предложи она тогда принести домой сколопендру, я согласился бы и на нее. Супруга моя была совершенно уверена, что живой характер собаки и теплота ее преданности успокоят наконец ее сердце и непрекращающаяся душевная боль, сковавшая наши с ней жизни, прекратится. И в этом я полностью был с ней согласен – живое существо в доме потребует от нас заботы и ласки, а значит, и чувства наши, сейчас будто бы покрытые пеплом, мрачные и тяжелые, очистятся теплотой мохнатого тела и снова оживут. Но я также понимал и то, что собака непременно должна быть такая, что как только утихнет боль и случившееся горе останется лишь печальным воспоминанием, она по-прежнему будет искренне любима нами и не придется однажды раскаиваться в том, что, пожалуй, мы поторопились с выбором и сделали большую глупость. Однако супруга моя была неумолима и крайне убедительна, и мое сопротивление скоро угасло.

      Дело было в том, что я нисколько не был против собаки, но только наивно полагал, что это может быть снова маленький йорк или, возможно, кто-то еще компактнее и незаметнее, но никак не тот невротичный пес с вытянутым пронырливым носом, которого откопала где-то моя драгоценная супруга. С короткими неуклюжими лапами, казалось, грубо вырубленными топором; вислоухий, с матово-черной шерстью и белой грудкой-манишкой; проворный любопытный нос его и нижняя часть мордочки выбелены на конце, будто неуклюжий художник мазнул его кистью, оставив рваное пятно, намереваясь сделать его красивым породистым псом, да так и оставил, вовремя сообразив, что решился на невыполнимое дело.

      Я прекрасно понимаю, чем она руководствовалась, когда выбирала его. Ей единственно хотелось, чтобы боль ее растворилась в выразительных глазах этого пса, наполненных какой-то особенной собачьей грустью. Словно бы грусть эта – отпечаток случившихся с ним несчастий и гонений, как если бы этот пес, еще практически щенок, выражал собой страдания глубже и мучительнее, чем испытывала моя любимая жена, и тем самым забота о нем утешила бы ее горе, которое казалось бы ей при взгляде на него уже не таким тяжелым, как прежде.

      Она нашла его где-то на «Авито», это был пес-найденыш, из тех, кого с улицы забрали в приют и после отыскивают ему «добрые руки» новых хозяев. Однажды я видел на «Авито» фотографии таких бедолаг. Я хорошо помню, как сильно увлекся, завороженно рассматривая бесконечные жалостливые морды, мелькавшие перед глазами, но на счастье я смог вовремя остановиться, как если бы кто-то одернул меня, разорвав тем самым коварные чары щенячьего колдовства. Еще бы чуть-чуть – и во мне мог проснуться этакий Куклачев, предпочитающий танцы с собаками нормальному человеческому общению. Возможно, меня тогда остановила интуиция, возможно – магическая сила оберегавшего наш дом кота, но я навсегда усвоил, что впредь делать этого ни за что не буду.

      Тот