Повесть о чекисте. Виктор Михайлов

ее запах (Лизхен душилась эссенцией розового масла).

      – Ушла? – спросил Николай.

      – Сегодня на полчаса раньше. За ней заехал шофер баурата, кажется, его фамилия – Беккер.

      – Будьте с ней осторожны. Лизхен – глаза и уши Загнера, – предупредил Николай.

      – Я этого не знал, но чувствовал печенкой, она меня редко обманывает, – усмехнулся Рябошапченко.

      Он расстелил на столе газету и поставил банки, добытые им в санчасти. Общими усилиями были открыты консервы и распечатана бутылка. Гефт налил бренди в банки. Полтавский извлек из кармана несколько ломтей хлеба. Вилка была одна на всех, в универсальном ноже Рябошапченко, но это не портило сервировку. Каждый сделал себе бутерброд, они чокнулись и…

      – Постойте, товарищи, за что? – спросил Гефт.

      – За «товарища»! – предложил Полтавский.

      – Тост хороший! Выпьем за то, чтобы вернулось к нам доброе, человечное обращение – товарищ!

      Они выпили и закусили.

      Бутылка была опорожнена еще только наполовину, а Николай уже понял: нужного разговора не получится. Пригласив Полтавского, он совершил ошибку. Тогда под предлогом, что в шесть тридцать у баурата совещание, он простился и ушел.

      – Как думаешь, Андрей Архипович, с кем Гефт? Неужели с немцами? – спросил Рябошапченко, когда они остались одни.

      – Николай, конечно, немец, но, думается, с фрицами ему не по пути, – сказал Полтавский. – Лично я ему доверяю.

      – А что, если он и нашим, и вашим?

      – Как это? Не пойму…

      – Служит рейху, а с нами заигрывает на всякий случай, вдруг Гитлер выйдет из игры. Обеспечивает свои тылы…

      – Знаешь, Иван Александрович, я как-то привык о людях хорошо думать. Трудно жить, если в каждом видишь подлеца…

      – Так-то оно так, да время, Андрей, трудное… Есть такие, не выдерживают испытаний, они думают про себя так: ну раз-другой сподличал, зато выжил! А гордые да чистые, они в братских могилах гниют, в крутоярах накиданы…

      – Не пойму я тебя, с чего бы это Гефту перед нами заискивать? Сами за чечевичную похлебку продались!.. – Полтавский замолчал.

      – Понимаешь, Андрей, что-то во мне говорит: доверься! Наш человек! А вспомню, как он «ПС-3» доводил, думаю, нет, он на немцев работает. И посоветоваться не с кем. Была же у нас на Марти партийная организация! Были коммунисты – заводская совесть! Ну скажи ты мне, Андрей, куда они все подевались?!

      – Сигуранца их…

      – Знаю! – перебил его Рябошапченко. – Не могла сигуранца всех перевести! Народ же это. Разве весь народ изничтожишь?!

      – А знаешь, Ваня, я могу делу помочь…

      – Да ну? Как?

      – Я, конечно, не ручаюсь, но надежду имею. – Полтавский выглянул в дверь, прислушался, затем вышел в цех и пустил на холостую станок.

      – Зачем это ты? – удивился Рябошапченко.

      – Так говорить спокойнее! Вчера вышел я с территории, иду к Приморской. Ты видел, возле бабка семечками торгует?

      – Она на этом месте со времен царя Гороха…

      – Купил я