Юрьев день. Александр Анатольевич Стрекалин

день складывается так удачно, пока она не задала вопрос, который всё испортил.

      – Так что ты решил с отъездом? – спросила она как бы между делом, но я вдруг понял, что она пришла сюда только за этим.

      – Ехать, – ответил я негромко. – Мы решили ехать.

      – Что ты решил, Валентин? – повторила она, глядя перед собой. Снова усевшись на край дивана, она сложила руки на столе, словно вернулась в школу, а я так и остался стоять, с кухонным полотенцем в одной руке и влажной чашкой в другой, как двуглавый орёл на старом царском гербе. Ну, понеслось. – Твои родители могут ехать, они помнят ту, другую жизнь, но ведь ты же взрослый человек! Ты сам способен решать. Ты это понимаешь?

      – Насть, мне же всего шестнадцать лет, ну как я могу остаться? – возразил я, уже зная наперёд, что она сейчас скажет.

      – Гайдар в шестнадцать лет полком командовал! – хлёстко ответила та, и я узнал в ней прежнюю Настю, серьёзного и твёрдого комсорга. Дался же ей этот Гайдар! Так что угодно оправдать можно.

      – Валентин, послушай, – продолжила она гнуть свою линию. – Ты можешь окончить здесь профучилище, получить нужную городу профессию, и работать, как твои папа и мама. Подумай, что ждёт тебя там? Джинсы и пепси-кола? Это всё, что тебе нужно в этой жизни?

      – Нет, – ответил я. – Мне нужно совсем не это.

      Отложив мокрую чашку, я вытер ладони и подошёл к ней вплотную. Нагнулся, и поцеловал, прямо в губы. В первый раз.

      Настя отшатнулась, и прежде, чем я успел опомниться, бросилась в прихожую. Подхватив сумку и босоножки, она стремительно выскочила на лестницу, хлопнув дверью прямо перед моим носом. Я кинулся, было, натягивать кеды, но потом опустился на пуф у стены, и замер. Облизав губы и ощутив их вкус, я аккуратно поставил кеды на место и сложил шнурки внутрь. Далеко не убежит, решил я про себя, вытянул ноги на всю ширину коридора. Когда-то, я мог лежать в коридоре во весь рост поперёк, а теперь еле вмещаюсь сидя. Вырос.

      – Настенька приходила? – спросила меня мама, явившись с работы точно в срок, в шестнадцать тридцать. Я лежал на диване у себя в комнате, слушал музыку, и, по правде говоря, не слышал её, думая о том, что произошло. Ну, поцеловал, ну что такого? А если обидится? А если сильно? Дилемма.

      Войдя ко мне, мама сделала музыку тише, и как всегда, задала вопрос про уроки. Последнее время она сильно переживает за мою успеваемость, ведь там будут смотреть на мой аттестат, пусть он и выдан такой школой, как моя.

      – С чего ты взяла? – ответил я как можно равнодушней, и даже сам заметил, как покраснел.

      – Вот, – ответила та, и протянула мне розовую резинку для волос, нечаянно забытую Настей, и победно улыбаясь, удалилась на кухню.

      – А чё, сразу Настенька? – крикнул я ей вслед, глядя через коридорное зеркало, как она разгружает сумку с продуктами, в тайне надеясь на зефир, вдруг его опять выбросили.

      – Ой! – только и ответила она, и показала мне его, бело-розовое лакомство. Если есть по ползефирины утром и вечером, хватит